Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Зязиков Идрис

Его преследовали.
… Неоднократно арестовывали. Допрашивали. Пытали. Пытали долго и изощренно… Его приговаривали к смертной казни.… Выпускали на волю. Но не оставляли в покое. … Его убили, убили бесконечными допросами и пытками.
Саид Чахкиев,
(“Идрис Зязиков: верой и правдой”)
Слова, вынесенные в заголовок, последние в его жизни, известные нам на сегодня. Они были произнесены в 1938 году в Грозненской тюрьме НКВД. Адресованы они соседу по камере Хасану Мехтиеву(бывший прокурор Чечено-Ингушской АССР), который и донес их до нас, сегодня живущих.
До нас, для которых жизнь человека, произнесшего их, должна служить примером для подражания, ориентиром в строительстве собственной государственности. Жизнь, являющаяся скромной гордостью и светлой печалью, и, несомненно, ставшей неутихающей болью на все оставшееся время помнящих его Имя.
Что и сколько мы о нем знаем? По сравнению с должным знать о такой личности – очень мало. О нем, до недавних лет писать возбранялось по известным, а в основном и не столь известным подрастающим поколениям причинам. На последних мы остановимся ниже подробнее.
Широкому кругу читателей о нем стало известно лишь спустя пять лет с начала гласности и перестройки, а точнее к 95-летию со дня его рождения. В периодической печати появляются заметки и статьи о нем: кандидатов исторических наук Г. Ерещенко, Ф. Бокова, Б. Чахкиева; историков А. Вацуева и Х. Чапановой; политолога А. Яндиева и инженера Л. Зязиковой; персональных пенсионеров и ветеранов труда А. Льянова, М. Льянова, М. Зязикова, Э. Куриева. Ему посвятили стихотворные строки М. Вышегуров и М. Льянова. Но самым объемным и выходящим за сухие хронологические рамки среди тех публикаций явился историко-публицистический очерк известного на Северном Кавказе и литературных кругах России писателя Саида Чахкиева “ИДРИС ЗЯЗИКОВ: верой и правдой”, изданный отдельной книжкой в Грозном в 1991 году. (Как и эпиграф, так и слова, вынесенные в заголовок, взяты из него). Это у нас. А впервые о нем написал зарубежом тогдашней страны, в 50-х годах, всемирно известный политолог Абдурахман Авторханов в своей книге: “Убийство Чечено-Ингушского Народа. Народоубийство в СССР”.
Хочется выразить всем вышеперечисленным авторам безграничную признательность, а равно и тем, неназванным мною информаторам, чей внушительный список венчают такие имена, как: Сонтаал Бузуркиев, Магомед Джамбулатов, Идрис Базоркин, Багаудин Зязиков, Салман Озиев, оставившим для нас воспоминания об этом незаурядном человеке.
Дальнейшее наше повествование будет построено в форме, несколько отличающемся от общепринятых жанров публицистики. Здесь будут приводиться выдержки из документов, отрывки из работ названных авторов, краткие рассказы из рубрики “В народе говорят” и, “голос” самого Идриса Зязикова.
Да, мало мы о нем знаем. Но и то, чем мы сегодня располагаем, невозможно читать без щемяще-тоскливой боли, без непрошеных скупых мужских слез и безгласного внутреннего плача. Так и хочется, глядя на его фотографии разных лет, кричащей душе исторгнуть нечеловеческий вопль в никуда. Так и повторяешь бесконечно: “Жить бы да жить тебе, наш Идрис!” Он и был для всех возрастов и социальных групп, современных ему, и, остался для последующих поколений Ингушетии именно таковым – наш Идрис.
К сожалению, мало сегодня у нас осталось помнящих его.
Уходят старики. С ними же уходят безвозвратной тайной и те крупицы воспоминаний о нем, столь необходимых для создания его многогранного и полного портрета. О, неумолимое время, как ты сурово!
К великому сожалению, не сберегли ингуши своего любимца. Пусть и не все зависело от них. Сегодня мы — то знаем, какие времена были и как расправлялись с неугодными. Но некоторые из них могли бы воздержаться “от помощи” чекистам в расправе над Идрисом. (Об этом тоже мы скажем ниже поподробнее). Не сберегли. Не прислушались к совету другого славного сына ингушского народа, непонятого тогда своим народом и навсегда покинувшего Родину.
В народе говорят: “Вассан-Гирей Джабагиев в одной из своих последних встреч с ингушами сказал: “Ингуши, держитесь того молодого человека (Идриса Зязикова – В. Х.), слушайтесь его, он умен, и, берегите его”.
Это ли не парадокс? Казалось бы, человек, находящийся в явном антагонизме к новому строю, ярый противник Советской власти и коммунистов так тепло отозвался об Идрисе Зязикове. Только личными качествами самого И. Зязикова можно найти объяснение тому жесту. И это лишний раз доказывает то, что в ингушском обществе не наблюдалось такого “классового расслоения”, созданного и насаждавшегося известными апологетами нового строя. Яркие личности всегда руководствовались интересами народа, нежели своими личными.
Прошло около шести десятилетий, как Идриса не стало. Но вряд ли найдется человек, родившийся после того национального бедствия (а смерть его без преувеличения таковой и является), который не пронизывался бы инстинктивным чувством возвышенного уважения при упоминании его имени и величайшим переживанием за столь трагическую судьбу. Это передается от старших к младшим. Это живет в народе. И эта всенародная любовь к нему, кажется, и восполняет частично тот пробел, сказывающийся в скудости документальных свидетельств о нем.
Делясь своими воспоминаниями о нем, его тезка, другой великий Идрис как — то сказал: “У нашего народа существуют присказки, рассказы относительно похорон. Об умерших говорят хорошее. Когда хоронили Дошлуко Мальсагова, люди сказали: “Мы хороним не Дошлуко, а ум ингушского народа”. (Эти слова были сказаны самим И. Базоркиным. – В. Х.) … Так вот, если бы смерть Идриса Зязикова случилась бы на территории и в среде нашего народа, то можно было бы сказать, что ингуши прощаются с самым порядочным человеком из своего народа”.
Теперь мы остановимся на причине замалчивания в официальном освещении истории нашего края о жизни и деятельности И. Зязикова. Даже после реабилитации (посмертно) его имя, как и имена его соратников и друзей, упоминалось вскользь, в сухом перечне фамилий, где рассказывалось о некоторых периодах истории Чечено-Ингушетии.
Вся жизнь и деятельность ингушских революционеров, государственных деятелей, работников культуры и искусства (просветителей, писателей, артистов), другими словами, думающей и созидающей интеллигенции Ингушетии неразрывно связана с городом Владикавказом, являвшимся, со дня своего преобразования в город: центром всей Терской области; затем непродолжительное время центром Терской Советской Республики; столицей Горской Автономной ССР.
Не здесь ли кроется основная причина незнания нынешними поколениями о жизни и деятельности той плеяды ярких имен, как: А. Горчханов, Ю. Албогачиев, А-Г. Гойгов, И. Мальсагов, М. Алиев, М. Банхаев, Б. Костоев, Дз. Мартазанов, З. Мальсагов, Т. Беков, Х. Орцханов, З. Яндиев, Х. Гостемиров, М. Альтемиров и многих, многих других, в среде которых особо выделялось имя Идриса Зязикова. Чем же выделялся Идрис среди равных ему и не менее достойных нашей памяти людей, сделавших так много для своего народа, для Ингушетии?
После бурь революционных событий, гражданской войны, унесшей сотни и тысячи жизней лучших представителей народа во владикавказских, долаково-кантышевских, экажево-сурхохинских, плиево-насыр-кортских, сагопшинско-пседахских и др. боях, в условиях разрухи и хаоса, в условиях жесткой борьбы за жизненное пространство для ингушского народа в течение всех 20-х годов, возглавить процесс возрождения и становления ингушской государственности, по воле рока, выпала на долю Идриса Зязикова. И доля та была, в условиях вышеозначенных, чрезвычайно тяжелой, требующая максимум знаний, незаурядного мужества и обостренного чувства долга и ответственности за принимаемые решения, за все происходящее. Этими качествами Идрис обладал. Все, что в нем было, являлось олицетворением возрождения новой жизни, связанной тысячами нитей с социально-экономическими вопросами, внедрением в сознание народа трудолюбия, культуры, интернационализма (в подлинном смысле слова) и дружбы с соседними народами.
Вместе с тем, это был период действительного подъема и расцвета жизни народов Северного Кавказа. Но “наверху” не совсем это нравилось. Характеризуя тот период, А. Авторханов пишет: “… Горская советская республика оказалась кратковременной. Большевики решили, что легче будет управлять горцами по племенам, чем целым народом. … во главе горцев оказалась тогда радикальная горская коммунистическая интеллигенция: в Дагестане – Самурский, Коркмасов, Далгат, Мамедбеков, Тахо-Годи; в Чечне — Эльдарханов, Курбанов, Токаев, Ошаев, Арсанукаев; в Ингушетии – И. Мальсагов, Зязиков, Албогачиев, Гойгов; в Северной Осетии – Такоев, Мамсуров, Бутаев, Рамонов; в Кабардино-Балкарии – Энеев, Катханов, Калмыков; в Карачае – Курджиев; в Черкессии – Хакурате. Период владычества этих “падишахов” является периодом максимального политического мира, межнациональной гармонии, популярности среди горцев самой Советской власти. … Начался процесс постепенного, но методического перехода автономного суверенитета из рук кавказцев в руки московских чекистов. Первым официальным актом этого процесса и была ликвидация Горской советской республики”. (Указ. соч.).
И тогда, когда Ингушетия находилась в составе Горской Республики и позже, при выделении Ингушетии в самостоятельную единицу, И. Зязиков отдает все свои силы и знания работе. Под его непосредственным руководством хозяйственно-политические вопросы решались коллегиально, в спокойной деловой обстановке. Приведем здесь для наглядности краткую выдержку из выступления на съезде Советов Ингушского (Назрановского) округа, проходившем во Владикавказе в 1920 году.
Идрис Зязиков: “… Как Ревкомы, так и нас будет проклинать большинство, так как не многие уясняют себе наши задачи. Правда, приходилось много терпеть и переносить лишений. Но тем не менее была возможность сделать больше. Самый трудный Отдел внутренний. Его работа тяжела. Все только и думают, как заполучить что-нибудь, а самопожертвований от себя нет. Покуда само население не поймет, покуда мы им крепко не уясним, что они делают свое дело, у них ничего не получится. Безусловно, подлежит порицанию Отдел Социального обеспечения. Он мог бы многое сделать в направлении того, чтоб доказать пострадавшей бедноте, что их Власть не забывает. Дайте населению хотя бы фунт сахару. Ему это дороже, чем наши обещания, и оно охотно пойдет за нами. То же самое и Военный Отдел… Больше всего в работе сделал Заведующий Отделом Народного Образования. Все-таки, как никак, имеется 9 площадок, он также вел газету, и сверх всего, работал в канцелярии Ревкома, покуда не наладил эту работу” (ОНО заведовал Заурбек Мальсагов — В.Х.)
“Стенографический отчет. Газета “Ингушская беднота” за 2.08.1920 г.”
Далее мы приведем отрывок из воспоминаний пенсионера. Эрисхан Куриев: “… Он был требователен к подчиненным и к себе, но не злоупотреблял властью. Постепенно, терпеливо воспитывал кадры, разбираясь в деталях… Не зазнавался, держал тесную связь с людьми. Его уважали простые рабочие, сельские труженики, интеллигенция, религиозные слои духовенства. Он пользовался большим авторитетом в Северо-Кавказском КК и в ЦК РКП (б)”.
(газ. “Сердало” за 20.04.1994 г.)
Так, после окончательного распада ГАССР Идрис Зязиков становится руководителем Ингушской Автономной Области. Именно в те годы происходит в Ингушетии (как во Владикавказе так и в Области) рост промышленных предприятий, сельскохозяйственных объектов, учреждений научного и культурно-просветительского назначения. Достаточно назвать: завод “Стеклотары”, Эзмин,ГЭС, Алхан-Чуртский канал (сдан в эксплуатацию после снятия Идриса). Мельзавод и кирпично-черепичный завод в Назрани, завод минеральных вод “Ачалуки”, курорт “Армхи”, агробазы у сс. Яндиево и Гамурзиево (Крепость), Индустриальный и Педагогический техникум, зооветеринарный техникум у Назрановской Крепости, Научно-исследовательский Институт (самый богатейший на Северном Кавказе) и многие другие. Начинает работать Национальный театр, который еще в 1921 году поставил спектакль по пьесе Михаила Булгакова. Выходит газета на родном языке. Создаются условия для творческой интеллигенции, что отразилось позже успехами творческих коллективов Ингушетии на Северокавказской краевой Олимпиаде искусств. Очень много внимания уделял Идрис Зязиков образованию. Оказывал личное содействие и поддержку в направлении ингушской молодежи в высшие учебные заведения региона и центра. Следил за ходом их учебы, помогал в их нуждах. Вот свидетельства:
Идрис Базоркин: “В Ростовском медицинском институте учились ингушские ребята. На них поступила жалоба, будто бы, они дети офицеров. Стали разбираться. Решили многих отозвать из вуза. Тогда Зязиков вынес этот вопрос на бюро обкома партии и решительно выступил в защиту студентов. Он сказал: “Ингушетия нуждается в грамотных кадрах, и не надо судить о детях по их родителям. Главное – это то, что они ингуши и с больными будут разговаривать на их родном языке…” Позже из Ростовского института вышли известные ингушские врачи: Асет и Нина Тутаевы, Алаудин Пошев и др”.
В народе говорят: “Как — то приехал И. Зязиков в техникум, что в Крепости, и увидел там юношу, делавшего какие-то рисунки на песке обыкновенной палочкой. Идрис заинтересовался им и послал учиться на профессионального художника”.
Так, Ингушетия получила своего второго профессионального художника (после Х-Б. Ахриева) с высшим образованием Гази Даурбекова.
Еще в народе говорят: “Идриса в то время многие называли ингушским “падчахом”. Когда эти слова были произнесены в его присутствие, говорят, он сказал: “Слово “падчах” в нашей ингушской среде неприемлемо вообще, что касается меня, быть бы мне лишь сыном народа”.
Конечно, он стал им, “сыном народа”, впоследствии. А тогда, в конце XlX века, ни сын Мочко Зязикова Бейсолт из с. Барсуки, ни дочь Соси Султыгова Сона из с. Яндаре и не могли подозревать, кого они подарили ингушскому народу. Тут уместно будет “бросить” беглый взгляд на его биографию.
Идрис Бейсултанович Зязиков, из старинного ингушского рода Барханоевых, родился 31 января 1896 года в с. Барсуки Назрановского округа Терской области.
Отец Идриса – был одним из первых народных учителей, преподававшим в первой в Ингушетии Назрановской горской школе. Может быть, это обстоятельство и послужило первоосновой тяги к знаниям у маленького Идриса.
Мать – скромная домохозяйка-труженица, одна из тысяч ингушских матерей, от которых с их молоком прививались качества, приличествующие ингушским детям, каковыми считаются: трудолюбие, любознательность, природный ум, благородство, непритязательность в быту, умение вести себя во всех ситуациях подобающим образом.
После окончания той самой школы, юный Идрис поступает в Первое Реальное училище во Владикавказе и заканчивает его в 1914 году. Но на этом 18-летний юноша не останавливается и в 1915 году едет в Москву и поступает в Московский сельскохозяйственный институт (позже получивший наименование “Тимирязевская академия”).
Первая Мировая война и последовавшие за ней события не дали ему завершить учебу. Летом 1917 года Идрис возвращается на Родину и, как говорится, с головой уходит в революционную борьбу на Северном Кавказе. А после завершения революции и гражданской войны активно включается в процесс возрождения края в целом и Ингушетии в частности.
Какой это был титанический труд дает нам представление одно перечисление должностей и постов, которые занимал Идрис Зязиков с 1918 по 1924 годы:
— член Комитета Обороны Ингушетии;
— секретарь бюро горских коммунистов;
— член подпольного Ингушского окружкома;
— инструктор-организатор Горской организации РКП по Ингушетии;
— член Ревкома Ингушетии;
— член Терского облревкома;
— председатель Назрановского Окрисполкома;
— народный комиссар земледелия Терской Республики;
— заместитель председателя ГорЦИКа;
— народный комиссар внутренних дел Горской Республики;
— председатель ГорЦИКа;
— секретарь (тогда слово “первый” не употреблялось) Горобкома;
— секретарь Владикавказского бюро Юго-Восточного крайкома;
— член ВЦИК, а затем и ЦИК СССР;
— член Совета Национальностей Союза ССР.
Также И. Зязиков избирался делегатом Xll, XlY, XY съездов партии, X Всероссийского и l съезда Советов Союза ССР.
Естественно, работа на этих постах требовала незаурядных способностей, и Идрис Зязиков, в его-то возрасте (когда он работал на региональном уровне ему было от 22 до 28 лет) блестяще справлялся со своими обязанностями. Когда его отстранили от руководства Ингушской АО и начались гонения против него, ему было всего 33 года. Согласитесь, в этом возрасте снискать огромное уважение и непререкаемый авторитет среди ингушей, в среде которых тогда сильнее были развиты критерии оценки человека, требовалось очень многое.
Всю его короткую жизнь сегодня мы видим через призму воспоминаний о нем. Честный, скромный, грамотный, принципиальный, любящий свой народ и готовый на самопожертвование ради его счастья, чуткий, внимательный, лишенный начисто меркантильных интересов. Таким он запомнился людям, коим выпало счастье видеть его, общаться с ним на работе и в жизни.
Саид Чахкиев: “… Идрис Зязиков был доступен каждому, кто хотел его видеть. К нему приходили десятки, сотни людей со своими неотложными делами, ему писали письма со всех уголков Ингушетии, и он, при всей своей занятости, старался найти время и слово для каждого письма и для каждого из посетителей”. (“С. Чахкиев, Названная работа”)
“… Человек светлого ума, большой идейной убежденности, образованный, принципиальный и морально чистый. Я работал с ним года три и мне всегда нравился этот немногословный и честный человек. … Он верил в людей и, творя добро, никогда не искал за это никакой оплаты или блага. В моей памяти Идрис остался одним из лучших людей, с которыми я встречался”. (Из письма писателя Хаджи-Мурата Мугуева журналисту-историку Б. Чахкиеву).
В народе говорят: “Приехал к Идрису во Владикавказ один из его дядей. Зашел в кабинет. Поговорили. Собравшись уходить, дядя заметил: “Что — то не нравится мне как ты одет, племянник. Ты же руководитель всей области, думаешь о всех, а о себе не заботишься”. На что Идрис ответил: “Я — то оденусь, не велика беда, лишь бы народу жилось хорошо”.
Но тучи над головой И. Зязикова сгущались. Он стал неугодным для краевых и центральных властей. Не ведется борьба с чуждыми “классовыми элементами”, с бытовыми, родовыми и национальными пережитками, с духовенством. “Якшается” с религиозными “авторитетами”. Против курса партии коллективизации среди горцев.
Вот далеко неполный перечень причин недовольства И. Зязиковым. Да еще отношение краевых властей к И. Зязикову изменилось после назначения секретарем Северокавказского крайкома А .А. Андреева.
Вспомнили и случай, когда А. Андреев приехал разбираться во Владикавказ с жалобой на И. Зязикова.
Саид Чахкиев: “Когда Андреев вызывающе спросил у Зязикова, сколько врагов он арестовал за время своего секретарства, то Зязиков со столь же вызывающим хладнокровием ответил: “Ни одного, ибо в Ингушетии живут только одни ингуши”.
“Несговорчивого” секретаря Ингушского обкома И. Зязикова направили в Москву на высшие курсы Марксизма-Ленинизма ЦК ВКП(б).
Секретарем был направлен из Москвы И. Черноглаз, имевший свои представления, взгляды и методы работы в национальных окраинах. Зная настрой Черноглаза, Зязиков, перед отъездом в Москву, встретился и поговорил с ним.
Идрис Зязиков: “… Нас, ингушей, можно уместить в одну папаху, нас мало. Но мы – народ гордый, независимый и свободолюбивый. Ингуши вынесли всю тяжесть гражданской войны. Ценою больших потерь и крови отстояли они Советскую власть. И теперь мы хотим жить мирно и спокойно. Ингуши – люди доверчивые, трудолюбивые. Они как пчелы: скажете доброе слово – и они откроют вам все ульи: берите мед сколько хотите! Только не торопитесь с выводами. Если где-то, что-то перегнете, поломаете ненароком, уже не поправите. И еще: не вздумайте унижать ингушей, тем более пугать. Они этого не любят. И последнее: знайте, нет таких трудностей, которые бы они не преодолели, если сумеете найти с ними общий язык”.
(Из книги Саида Чахкиева).
Новый секретарь И. Черноглаз выводы сделал по — своему и найти общий язык с ингушами тоже постарался по — своему. Начались мрачные страницы в истории Ингушетии. Арестовывались без всяких на то оснований сельские труженики, представители духовенства и интеллигенции. Особо решительно повел борьбу с религией.
Учредил и возглавил сам “Союз безбожников Ингушетии”, куда вызывал и под страхом расстрела заставлял стариков ставить свои подписи об отказе от религиозной деятельности, заключавшейся только лишь в том, что эти бедные старики молились у себя дома. Грозился “все ваши мечети превращу в свинофермы”. С 1929 года все мечети в Ингушетии закрываются.
Народ начал возмущаться курсом нового секретаря. Посыпались жалобы в Москву, с просьбой вернуть им “своего Зязикова”. Но Москва как всегда, была глуха к прошениям и мольбам измученного народа. Жалобы возвращались для разбора к самому (!) Черноглазу. Люди недоумевали. Еще были свежи в памяти слова того самого грузина, который сидит в Москве и заправляет делами всей страны, сказанные им во Владикавказе несколько лет назад.
Иосиф Сталин (Наркомнац РСФСР): “… Каждый народ управляется своим Народным Советом. Национальные Советы всех народностей избирают из своей среды Совет Народных комиссаров с прямой связью с Москвой. Если Национальный Совет укажет надобность в шариате – будет шариат. Если будет доказано, что действия чрезвычайной комиссии и особого отдела не подходят к обычаям и быту горцев, их действия будут изменены”.
(Из речи на съезде народов Терской области, на котором объявлена Горская АССР. Газета “Горская беднота”. 1920 г.)
Откуда было разобраться, в основном неграмотной массе ингушей, в тех сложных перипетиях во властных коридорах Москвы.
Они верили, что в Москве разберутся (о, святая наивность!) и отрядили делегацию. Но на “самый верх” она не смогла добраться.
Приехавший, следом за делегацией ингушей, из Москвы И. Зязиков вновь встретился с И. Черноглазом. Вот как передает об этой встрече А. Абульян (бывший начальник Грозненского НКВД): “Черноглаз рассказал мне о его недавнем посещении Зязиковым. Встреча эта произошла в кабинете. … Черноглаз сказал мне: “Что встреча носила бурный характер, Зязиков говорил со мной грубо на повышенных тонах и встреча закончилась словами: “Если не пересмотрите своего отношения к целому народу и будете продолжать без уважения к нему относиться, плохо кончите”. (Из архивных материалов).
И плохо кончил. Убили его в одном из горных районов Ингушетии, куда он ездил “организовывать свиноферму”. Как только весть о том дошла до Идриса, он сказал: “Это убийство они повесят мне на шею!”. Так и случилось. И. Зязикова арестовали вместе с женой Жанеттой. (Эта удивительная женщина – Жанетта Ярычевна Хантыгова-Зязикова достойна отдельного рассказа. В 1923 г. – член Главсуда Гор. республики, с 1924-29 гг. член Ингоблсуда, после окончания Московского института востоковедения работала старшим научным редактором турецкого языка в издательстве иностранных и национальных словарей).
Были арестованы все его личные друзья и родственники. Зязикову инкриминировали “моральную и политическую подготовку” убийства своего преемника. Среди обвиняемых находились и физические убийцы. Но, к сожалению, находились и те, кто давал суду прямые показания против Идриса Зязикова. Теперь мы знаем, какими методами ЧК подготавливала подобных “свидетелей”. На суде Идрис Зязиков сказал своим свидетелям: “Я знаю, и вам это хорошо известно, что нет вины моей в убийстве Черноглаза. Тем не менее вот уже в течение нескольких месяцев вы стараетесь оговорить меня. Ладно. Пусть все будет по-вашему. Меня не пугают ни тюрьмы, ни расстрел. Мне одно обидно: сознавать, что вы … смеете называть себя ингушами” (С.Ч. Указанная работа)
Верховный Суд России приговорил Идриса Зязикова “к высшей мере социальной защиты – расстрелу с конфискацией всего принадлежащего ему имущества”.
ИЗ АНКЕТЫ АРЕСТОВАННОГО:
“… п. 7. Имущественное положение в момент ареста – ничего не имел.
п. 8. То же до 1929 года – не имел.
п. 9. То же до 1917 года – не имел…” (Из архивных материалов)
Жену Идриса, Жанетту освободили из-под стражи за недоказанностью ее вины. Письма с Северного Кавказа, где подписались представители всех национальностей и личное вмешательство Г.К. Орджоникидзе и А.И. Микояна возымели свое действие: расстрел был заменен десятью годами лишения свободы. До апреля 1934 г. И. Зязиков находится в лагерях НКВД Коми АССР. В 1935 г. по решению Президиума ЦИК СССР его освобождают от дальнейшего отбывания наказания. Едет в Москву, но без паспорта не прописывают. Он перебирается в г. Тулу и устраивается на завод планировщиком.
Но и будучи в таком, мягко говоря, “в незавидном положении” он не забывает Родину. Его бесконечно волновало то, что происходило в Ингушетии. За время его вынужденного отсутствия там произошли события, предрешившие участь ингушского народа на многие десятилетия. В начале 1934 года Ингушетия присоединяется к Чечне “по волеизъявлению трудящихся обеих областей”. Идрис очень переживал это и был бессилен что-то изменить. Наверное, тут и кроется разгадка, почему И. Зязикова надо было “изолировать” именно на эти годы.
Шло время. В стране подымалась новая волна репрессий. А в Ингушетии крепко укоренились выражения “зязиковец” и “зязиковщина”. Идут сплошные аресты. В октябре 1937 года арестовывают И. Зязикова. Везут в Москву. Там же арестована и жена — Жанетта Зязикова. Под усиленным конвоем их доставляют в Грозный. Ни в Москве, ни в этапе, ни в Грозном они ничего не знают друг о друге. Обвинение, предъявленное супругам Зязиковым, до смешного абсурдно.
Из Постановления об аресте:
“…1) он (Зязиков И. Б. – В. Х.)) состоя в буржуазно-националистической, троцкистской контрреволюционной организации, действовавшей в Чечено-Ингушетии, по ее заданию проводил активную к-р повстанческую и вредительскую работу.
2) Являясь агентом иностранных разведок, проводил активную шпионскую работу в пользу иностранных государств…”
(Из архивных материалов. Орфография сохранена).
Идриса Зязикова, не работавшего ни одного дня в Чечено-Ингушетии (объединенной) и практически не бывавшего там с 1929 года, обвиняют во вредительстве и шпионской деятельности. И долгие 9 месяцев допросов и пыток… Дальнейшее известно читателю из эпиграфа к данной публикации.
Смотрю на его последнюю в жизни фотографию. (Впрочем, со всех фотографий И. Зязикова разных лет замечается “многоговорящий” взгляд). И, кажется, его глаза задают тот же вопрос, что вынесен в заголовок. Вопрос, адресованный всем нам. Только поставьте впереди свое имя. И каждому из нас сегодня, в это трудное для Ингушетии время, необходимо хотя бы попытаться наполнить содержанием свой ответ на философский вопрос И. Зязикова.
Имя и дело Идриса Зязикова навсегда вписаны в летопись нашего народа. Во всех городах и селениях Ингушетии названы улицы его именем. Строится село Зязиков-Юрт. Намечается назвать его именем Назрановский техникум, заложенный в свое время им самим. Думается, найдет свое воплощение в памяти имя Идриса и в новой столице.
Я уверен, в скором будущем нашим историкам откроются новые тайны архивов, наши творческие работники создадут широкие полотна искусства (книги, картины, музыкальные произведения, монументальные памятники), достойные памяти Идриса Бейсултановича Зязикова – сына народа.
Но самым достойным, величественным и дорогим памятником для Идриса Зязикова будет, несомненно, то, что Государственный флаг Республики Ингушетия навечно будет развеваться над главным зданием республики. Это станет воплощением его мечты, его чаяний, его трудов и, безусловно, данью памяти его короткой, яркой и трагической жизни.
А завершить свои “штрихи к портрету” мне хотелось строками стихотворения Марем Льяновой “Памяти героя”, посвященного Идрису Бейсултановичу Зязикову:
“… Звездой, сияющей во мраке,
Остался для народа ты…”

Хамхоев Ваха.