Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Все знают, что черкешенки — первые красавицы в мире. Сам турецкий султан, у которого столько жен, сколько ему хочется и все одна красивее другой, радуется, когда в его гарем приведут черкешенку.

Узнал про это крымский татарин Абдул-Гирей. Приехал к черкесам, поселился около теперешнего Туапсе и открыл торговлю черкесскими девушками.

Ловко вел он эту торговлю — всегда оставался в барышах. Большею частью он просто покупал их у бедняков, а потом втрое дороже продавал их приезжим из Стамбула поставщикам гаремов султана, пашей и богатых турок. А если заметит красавицу, которую купить нельзя — все равно добьется своего. Либо уговорит родных отдать ее ему даром, чтобы потом, сделавшись любимой одалиской султана, она помогла им сделаться знатными особами. Либо, если и это не помогало, сватался сам, платил калым, женился на красавице, а потом месяца через два, не нарушивши целомудрия, с барышом продавал молодую жену в Турцию.

Был у Абдул-Гирея сын Качкер. Не походил он на отца: о торговле и не думал, а все время посвящал охоте, да не на зайцев, а на кабанов да на хищных зверей: любо ему было убить только такого зверя, который мог оказать сопротивление и погубить самого охотника.

Пошел раз Качкер на охоту. День был летний, жаркий. Захотелось Качкеру напиться. Видит он колодезь, подходит к нему, а колодезь глубокий — вода хоть и близко, да не достать ее. А как увидел воду Качкер, еще пуще пить захотелось: даже силы оставили его — чувствует, что до ближайшего аула не дойти ему.

Опустился Качкер в изнеможении на землю около колодца. Сколько времени прошло, кто знает, а только слышит он чьи-то шаги. С трудом приподнялся он, опершись коленами о землю, и видит — подходит к колодцу черкешенка с кувшином на плече. Обрадовался Качкер: теперь напьюсь, думает. Посмотрел на черкешенку — красавица. Затрепетало в груди его сердце. Это мне Аллах жену посылает, думает он.

— Во имя Аллаха, дай воды омочить уста мои, — говорит он ей.

Ловко сняла черкешенка кувшин с плеча, опустила его на длинной веревке в колодезь, набрала воды и подала Качкеру.

Качкер напился и почувствовал, как возвращаются его силы. И спрашивает он красавицу:

— Скажи мне, из какого ты аула, кто твой муж, а если ты девушка, кто твой брат или отец, чтобы я мог поблагодарить их за то, что ты мне жизнь спасла.

— Я вот из этого аула, — показала она рукой на гору, — а ни мужа, ни отца, ни брата у меня нет — я сирота.

—   А как тебя зовут?

— Фатима.

— А пойдешь, Фатима, замуж за меня?

Посмотрела Фатима на Качкера — видит, человек молодой, красавец и говорил все время с ней ласково. И сказала:

— Если будет воля Аллаха! И потупила очи.

Вернулся Качкер домой и сказал отцу, что нашел себе невесту, краше которой и на свете нет. А Абдул-Гирей себе на уме: сыну  ответил не то «да», не то «нет», а сам про себя думает — коли Качкеру, который до сих пор ни на одну девушку не смотрел, она так понравилась, что он хочет ее в жены взять, значит и правда красавица; хороший барыш можно получить — самому султану продать ее можно. И позвал своего верного слугу Девлета и говорит ему:

— Ступай в такой-то аул, там есть сирота Фатима. Если она и правда такая красавица, как я о ней слышал, увези ее, и мы продадим ее Осману, который покупает девушек для султанского гарема и хорошо за них платит.

Поехал Девлет в аул, нашел Фатиму, увез ее, потому что сам увидел — другую такую красавицу не скоро найдешь.

Привез он ее к Абдул-Гирею, и в тот же день продали ее Осману, который дал за нее целую кучу золотых монет. В ту же ночь Осман с Фатимой и другими купленными им девушками отплыл в Стамбул.

Узнал на другой день Качкер, что сделали Абдул-Гирей со своим помощником.

Распалился гневом Качкер — Девлета чуть не убил, а отца проклял и ушел из дома.

Вышел Качкер на берег моря и думает, как ему помочь горю. Подходит к нему турок Али, каждый год приезжавший сюда из Синопа рыбу ловить, и спрашивает:

—   Что запечалился, Качкер?

—         Качкер рассказал ему свое горе, а Али и говорит:

—   Подумаем вместе, может что и придумаем.

Посмотрел Али на море, помочил слюнями палец, поднял его кверху и говорит: — Знаешь, они идут на парусах, а ветер против. Моя фелюга идет на веслах и ветра не боится. У меня десять человек, народ все сильный и храбрый. Садись на мою фелюгу, поедем, догоним Османа, отнимем Фатиму и других девушек. Фатиму ты возьмешь себе, а других девушек мы поделим между собой: кто захочет — оставит у себя, а не захочет — продаст, хоть бы твоему отцу.

Качкер, конечно, с радостью согласился.

Через час Али со своими молодцами и Качкер уже ехали на фелюге в погоню за Османом. Али не ошибся; благодаря противному ветру парусное судно Османа двигалось как черепаха, а фелюга, на которой гребли дюжие молодцы, подбодряемые надеждой получить в награду красавиц, предназначаемых для гарема самого султана, летела как стрела.

И не больше как через четыре часа фелюга нагнала парусное судно. Причалили. И, предводимые Али и Качкером, гребцы бросились на палубу. Старший евнух Осман, трусливый как заяц, заслышав нападение, кинулся в свою каюту и заперся в ней на ключ. Известно — люди без предводителя все равно, что стадо овец без пастуха: увидев, что Осман испугался и убежал, и люди его, побросав оружие, бросились в разные стороны и спрятались, кто где мог. Однако это было совершенно напрасно: ни Качкер, ни Али, ни его люди не обратили на них никакого внимания, а бросились освобождать пленниц. Они нашли и Фатиму и еще двенадцать других красавиц, перенесли их в свою фелюгу и направились домой.

Вернулись. И Али, и его люди были очень довольны: они добыли целую дюжину красивейших черкешенок. Только Качкеру было не весело. Правда, он вернул себе Фатиму, по которой разрывалось его сердце, но куда ему деваться с ней? Своего у него ничего не было, а вернуться к отцу — нечего было и думать. Про сыновнее проклятие он, пожалуй, и забыл бы, но что сын навлек на его голову мщение Османа, самого выгодного покупщика, он никогда не простит.

«Если Али выручил один раз, может быть, он выручит и во второй», подумал Качкер и открыл Али свое сердце.

И он не ошибся: добрый Али не только дал ему совет уехать подальше от отца, который постарается отомстить ему, но и подарил ему пару лошадей, для него и для Фатимы, дал денег на дорогу и целый мешок разной провизии.

Отправились Качкер и Фатима в путь-дорогу. Ехали между черкесами, ехали между казаками, между карачаевцами, кабардинцами, балкарцами, осетинами, но все Качкеру казалось, что они не довольно далеко уехали от мстительного Абдул-Гирея, все еще не могут считать себя в достаточной безопасности.

Но вот они добрались до Ингушии. Они продолжали бы путь и дальше, но это было уже невозможно: одна лошадь пала, а другая совсем выбилась из сил, а пешком далеко не уйдешь, тем более что и сами-то они совсем выбились из сил. И вот решили они поселиться так, чтобы никто не мог их видеть, никто не мог сообщить о них Абдул-Гирею.

И поселились они в горах, в дикой пещере. Первое время питались они мясом уцелевшей лошади, которую Качкер убил, добравшись до пещеры. Но его хватило ненадолго, и впереди была голодная смерть.

Но за Качкером и Фатимой увязалась любимая собака Качкера, которую он всегда брал на охоту. Умное животное, заметив, что ни ей, ни хозяевам уже нечего больше есть, убежала из пещеры и через несколько времени возвратилось с двумя затравленными зайцами.

Так и стали жить Качкер и Фатима, питаясь тем, что приносила им собака. Но приносила она мало, тем более мало, что хозяева считали долгом уделять часть провизии и своему кормильцу.

Жить впроголодь долго нельзя, и через некоторое время Качкер и Фатима умерли; умерли в один и тот же миг, так как премудрый Аллах, соединив, не захотел разлучить их хоть на одну минуту.

Только что они умерли, вернулась в пещеру собака с новой добычей. Увидев, что хозяева мертвы, верный пес бросил принесенных зайцев, жалобно завыл, лег около их трупов и уже не вставал до тех пор, пока и сам не обратился в труп.

Весть о смерти Качкера и Фатимы прошла через Осетию, Балкарию, Кабарду, Карачай, казаков и черкесов и достигла до ушей Абдул-Гирея и его верного слуги, Девлета. Абдул-Гирей сказал: «Собаке собачья и смерть». Но Девлет оказался не таким злым, ведь он нянчил Качкера, когда тот был еще маленьким. Села печаль на его сердце, поехал он в Ингушию, отыскал трупы Качкера и Фатимы и построил склеп над пещерою, в которой лежали эти трупы.

* * *

Канва настоящей легенды заимствована мною из статьи П.И. Головинского «Чеченцы», помещенной в «Сборнике сведений о Терской области», выпуск 1, Владикавказ, 1878 г. Там же мы находим следующее указание на происхождение этой легенды и комментарий к ней.

«На понизовье не встречаются архитектурные памятники прошлого, исключая одного склепа, называемого Борган-Каш, или могила Боргана, и находящегося в Назрановском обществе, в 5 верстах от укрепл. Назрановского. Склеп этот замечателен по уважению туземцев к телам, в нем лежащим. В памятнике этом, снаружи совершенно обвалившемся, проделано небольшое квадратное отверстие, обращенное на восток и служащее для входа. Между этим отверстием и другим, ведущим в самый склеп, находится небольшое пустое пространство в виде преддверья. Над вторым отверстием на камне вырезаны три надписи по-арабски: 1) Илязис Солтания; 2) Бек Султан Худдадов и 3) «здесь прахи покойников, и нет между ними ни света, ни влаги». Внутренность склепа круглая, в виде цилиндра; стены и купол сложены очень искусно из тесаного камня. Посредине земляного пола находится круглое отверстие, в которое может свободно пройти человек и которое ведет в подземелье с деревянным полом, имеющее полукруглую форму. Тут лежат трупы одной женщины и трех мужчин, все темно-коричневого цвета и высохшие как мумии. Из них только один труп мужчины, легкий до того, что его можно приподнять одной рукой, сохранился в целости; остальные же изуродованы: без рук, без ног или без головы. По бокам трупов разбросаны кости зайцев и скелет собаки. Под деревянным полом сложена груда человеческих костей, между которыми виднеются куски полуистлевшей персидской или индейской парчи, с изображением людей и пальм. Ингуши, как уже сказано, относятся к этому памятнику с уважением, а во время засухи собираются толпами, ходят вокруг него и молят о дожде».

Вот к этому-то склепу и приурочена рассказанная выше легенда. «Но, — говорит г. Головинский, — как эти, так и другие легенды далеки от истины. В имени «Борган», должно полагать, дается и разгадка происхождения этого памятника. По всему вероятию, во времена могущества Крыма, в этих местах жили борганы, т.е. крымцы, и один из них, судя по надписи, Бек Султан Худдадов построил этот склеп, в котором он и был впоследствии похоронен. Имазис Султания, быть может его жена, была также похоронена в этом склепе, в котором впоследствии, вероятно, стали хоронить своих умерших и другие. Последнее предположение можно основывать на груде человеческих костей под деревянным полом подземелья. Собака, зайцы и другие мелкие животные могли попасть туда случайно через отверстие и не могли уже выбраться. Предположение о существовании близ памятника Борган-Каш поселения борганов или крымцев подтверждается и чеченскими преданиями, которые говорят, что до прихода ингушей на нынешние места их жительства там жили борганы, которых кабардинцы оттеснили потом к чеченским горам. Впоследствии борганы эти, с частью чеченцев, переселились на Терек и основали аул Борганы, существующий и доселе, но называемый иначе: Брагуны».

Решетин Н.

Терские ведомости, 1911, №121