Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Муталиев Тамерлан

В продолжение наших циклов, посвящённых выдающимся деятелям Ингушетии различных периодов её истории, я бы хотел предложить вниманию читателей рассказ о человеке, к сожалению, о судьбе и конкретных делах которого не только не знают широкие массы, но и мало что известно специалистам историкам. Речь идёт об одном из очень ярких представителей нашего народа, которому выпало 6на долю активно выступить на историческую арену в начале 80-х годов XVIII века.

Любой, кто мало-мальски знаком с историей ингушского народа этого периода, и вообще с историей Северного Кавказа, согласится со мной, что это был драматичный и ответственейший период нашей истории.

Для того, чтобы более понятны были мотивы и содержание поступков нашего героя, я бы хотел хотя бы несколькими штрихами обрисовать общий исторический фон, в условиях которого пришлось действовать нашему герою – Чожу Мирзаханову.

Мы знаем, что повторное возвращение, в частности, предков современных ингушей на плоскость, началось скорее всего на рубеже XVI-XVII столетий. Наиболее старинное из ингушских плоскостных поселений – селение Ангушт (ныне сел. Тарское), стало на пути миграции ингушей с гор, то есть с юга на север, на плоскость, как бы перевалочной базой. Весь известный нам исторический материал согласуется с этим выводом. Через Ангушт в начале 50-х и особенно отчётливо к 80-м годам XVIII века ингуши занимали практически всю территорию современного Пригородного района, создали несколько десятков поселений и вышли на границы селения Базоркино, нынешнего Чермена.

По документам, к началу 80-х годов XVIII века в ингушских плоскостных селениях насчитывалось около 1200 дворов, это где-то порядка 9-10 тысяч человек. Конечно, сегодня любое среднее ингушское село превышает такую численность, но по тем временам при общей демографической ситуации эта была, в общем-то, заметная группа людей.

Данный период истории ознаменован тем, что начинается российское продвижение с Кавказской линии, располагавшейся вдоль Терека в ближние пределы Кавказских гор, в южном направлении.

Сама дата – 1780 год – говорит о том, что через три года уже будет установлен протекторат Российской империи над Грузинскими царствами. Поэтому вполне объяснима активизация всех действий российских военных сил и военных чиновников, располагавшихся на Тереке, в направлении с севера на юг. То есть речь идёт о том, что период уверенного и усиленного закрепления ингушей на плоскостных территориях совпадает по времени с активизацией деятельности России в этом регионе. И это, кстати, сыграло большую службу для нашей истории, так как именно в силу названного обстоятельства появляется целый комплекс исторических источников, которые позволяют делать даже перекрёстную проверку фактов и явлений, с большой достоверностью восстанавливать реалии прошлого.

Надо сказать, что стремлению наших предков утвердиться на плоскости активно противодействовали кабардинские князья, которые уже за несколько десятков лет до этого времени начали утрачивать своё влияние на эти территории, простиравшиеся когда-то вплоть до самых горных ущелий. Процесс развивался в крайне неблагоприятных условиях. Этика, нравы да и конкретные реалии того времени вполне можно охарактеризовать как времена экстремальные для обывателей и людей, стремившихся к мирной созидательной жизни. В нравах эпохи были походы за добычей, пленопродовство и вся прочая атрибутика времён позднего средневековья. Нахские, в частности, ингушские общества сталкивались с массой проблем, разрешаемых только сообща. Естественно, из их среды должны были выдвигаться люди способные объединить и организовать общество, чтобы привести его к достижению общественных интересов.

Мы подходим вплотную к имени нашего героя. Его имя в документах появляется в начале 70-х годов XVIII века – Чож Мирзаханов. Рядом с ним действуют наряду с другими ингушскими старшинами, очевидно, его старшие братья – Сурхо, Бимерза и Джамирза Мирзахановы. Я называю только одного этого семейства, чтобы подчеркнуть: Чож был одним из младших братьев, ибо в 80-х годах из этой плеяды сохраняются два имени – имена Чожа и его младшего брата и соратника Долакха. Многое говорит в пользу его принадлежности к большой и влиятельной фамилии Мальсаговых. Только лишь потому, что это обстоятельство не имеет принципиального значения для темы нашего рассказа, я опускаю факты, подтверждающие это. Для нас гораздо важнее то, что сам Чож, судя по его делам, ощущал себя прежде всего ингушом и действовал в интересах всего своего народа.

Убеждён, что прежде всего именно такая самоидентификация позволила Чожу выдвинуться на первый план, стать фигурой общеингушского масштаба. А виной тому случай. Но ведь не зря говорят, что случай находит достойного.

Итак, весной 1785 года шолхинцы (а Чож со своими братьями жил в междуречье Сунжи-Камбилеевки, в селении Шолхи, нынешнем Октябрьском) подверглись нападению княжеской дружины одного из князей Малой Кабарды – Дола Мударова. Была предпринята попытка угнать скот шолхинских ингушей и гарнизонных лошадей крепости Владикавказа. В этот день Чож отличился вместе со ста пятьюдесятью шолхинцами. В считанные минуты организовав погоню, он не только отбил украденный кабардинским князем Долом Мударовым скот и лошадей, но и нанёс весьма чувствительное поражение князю.

Донося об этом случае Екатерине II, генерал-фельдмаршал Г.Потёмкин подчёркивал, что «…ингушевцы… показали опытом (т.е. на деле – ред.) верность и усердие своё к службе Вашего императорского величества».

В заключении своей реляции всесильный фаворит императрицы добавлял: «В воздаяние таковой верности и преданности… осмеливаюсь я испрашивать высочайшего к ним благоволения».

Именно начиная с этого момента, Чож Мирзаханов и попадает в орбиту внимания Российской администрации. Постепенно этот храбрый воин раскрывается и как дипломат, а обстановка, в которой он действовал, как раз и требовала от него не только воинской доблести, но и трезвой холодной головы и известных дипломатических способностей. Видимо, он был подготовлен к этому всей своей жизнью, потому что кроме ингушского языка, как об этом бесспорно свидетельствуют исторические материалы, он знал кумыкский и кабардинский языки. Есть основание полагать, что он неплохо знал и язык своих ближайших соседей-осетин. И всё это ему пригодилось.

Мне сложно коротко описать жизнь этого человека. За его судьбой я слежу по меньшей мере последние семь лет. Несколько раз порывался написать, но даже сегодня я убеждаюсь, что каждое обращение к источникам раскрывает всё новые и новые удивительно интересные подробности этой биографии, столь тесно переплетённой с судьбой своего народа.

Даже одно это обстоятельство делает его предметом заслуженного пристального внимания историков. Мы отметили, что перед Чожем открывалась блестящая по тем временам вполне благополучная карьера деятеля, как сегодня говорят, хотя бы регионального масштаба. Однако Чож, безусловно, был фигурой северокавказского значения. Об этом свидетельствует не только то, что он был известен императрице по донесениям Потёмкиных – Григория Александровича и Павла Сергеевича, но попал и во многие работы русских историков, обращавшихся к истории Северного Кавказа XVIII века.

Так вот, эта проблема выбора между личным преуспеванием и служением, как сегодня мы говорим, общественным интересам, встала со всей своей остротой и перед Чожем. Для того, чтобы в этом лучше убедиться или нагляднее себе это представить, надо опять вернуться к общеполитической картине середины 80-х годов XVIII на Северном Кавказе. Это время когда мощно и очень массировано обозначились социальные, политические и экономические проблемы. И не в последнюю очередь, оказалось, именно по этой причине вскоре на историческую арену выходит такая мощная фигура, как шейх Мансур.

Естественно, Российская администрация была заинтересована использовать все местные ресурсы, все силы северокавказских народов против движения шейха Мансура. Не последнее место в этих планах, разумеется, занимали и ингуши, единственный этнос, в то время живший непосредственно в окрестностях Владикавказа. А в планах шейха Мансура поход на Владикавказ и попытки овладения этой крепостью постоянно занимали до 1787 года заметное место. Он даже предпринимал несколько подготовительных попыток. Хотя бы поэтому Российская администрация была заинтересована в использовании ингушей против начавшегося мощного движения шейха Мансура. Вышеназванный малокабардинский князь Дол Мударов был одним из самых активных и, пожалуй, последовательных сторонников шейха Мансура и одновременно находился в довольно натянутых отношениях с ингушами, возвращавшимися из своих горных поселений на территорию современного Пригородного и Назрановского районов. Свои права на эту территорию (якобы по праву принадлежности её своим предкам) неоднократно, и это в письменных источниках отражено, заявлял, в частности, Дол Мударов, проживавший в то время в районе так называемых Ахловых кабаков, что в окрестностях сегодняшнего Курпа.

Российская администрация неоднократно предпринимала попытки использовать Чожа Мирзаханова для нейтрализации Дола Мударова. Сначала это были попытки дипломатические. Обратите внимание, что к кабардинскому князю посылают в качестве посредника, рассчитывая на его дипломатические способности, ингушского старшину, который буквально за несколько месяцев до этого нанёс тому весьма чувствительное поражение. Сам этот факт многозначителен.

В чём же здесь дело? И впоследствии открывшиеся документы позволяют объяснить возможность поездки Чожа к своему военному противнику и одновременно рисуют его как человека дальновидного и глубокомыслящего. Позднее, когда окончательно испортились отношения ингушского старшины Чожа Мирзаханова с Российской администрацией, сами ингушские старшины, предавши своего товарища, жаловались на него, что в период битвы с Долом Мударовым Чож Мирзаханов не позволил нанести ему окончательное поражение.

Речь идёт, несомненно о том, что у Чожа была возможность лишить жизни своего противника, но он сознательно этого не сделал. В сочетании с другими его поступками, есть объяснение и этому поступку. Чож Мирзаханов смотрел несколько далее, чем те старшины, которые пытались его впоследствии оболгать перед российской военной администрацией. Он остро понимал, что ингушам нужна не вражда с соседями, а нормальные добрососедские отношения, чтобы создать хотя бы минимальные условия для созидательной жизни. В одном из документов он сам говорил: «Нам надо землю пахать, скот разводить и семейства свои содержать».

Критический момент наступил в тот день, когда по поручению генерал-поручика Потёмкина Павла Сергеевича, управлявшего огромной территорией, включающей современную Астраханскую область, Среднее Поволжье вплоть до Саратовской губернии и всю Территорию Северного Кавказа, за исключением территории Войска Донского, Чож Мирзаханов с некоторыми ингушскими старшинами был призван во Владикавказ к коменданту. Здесь его открыто, опять-таки вместе с другими ингушскими старшинами, натравливали на кабардинского князя Дола Мударова. Пытались подкупить различными подарками и подачками, возможностью присвоить всю военную добычу, обещанием военной поддержки в борьбе против мятежных малокабардинских князей и сверх того гарантировали денежные и прочие вознаграждения от Российской администрации.

Неожиданным был ответ, который высказал от имени ингушских старшин Чож Мирзаханов. Он заявил владикавказскому коменданту, и это пошло от Потёмкина вверх по вертикали, вплоть до Санкт-Петербурга: «Нам должно наблюдать пользу всего общества».

Очень современная формулировка. Я не скрываю, что читал об этом с большим удовольствием. Из этой фразы можно сделать очень серьёзные выводы. Наши предки, во всяком случае наиболее дальновидные из них, которые во главу угла ставили не достижение личных интересов, а интересы общенациональные, мыслили перспективно и с расчётом на будущее.

Несомненно, что после подобного заявления Чож Мирзаханов стал для царской администрации опасной фигурой. Ещё какое-то время она пыталась на него воздействовать окольными путями, вплоть до ареста его семьи. Но окончательно отношения с властью испортились, когда Чож помещал использовать ингушские отряды в вооруженном противодействии шейху Мансуру летом 1786 года.

После этого с Чожем Мирзахановым поступили древним, как мир, способом. Использованы были самые низменные страсти. Его обвинили в присвоении какой-то части общественных материальных ценностей.

Опять-таки, я перехожу на лексику современную, чтобы не углубляться в подробности. Кончилось же это тем, что Чож Мирзаханов был введён в ссору (лексика документов XVIII века) с жителями Больших Ингушей, то есть Ангушта. Его осадили в собственном доме в селении Шолхи, в башне, построенной Чожем где-то в промежутке между 1781-1785 годами. Чожу удалось выйти из дома, увести сына своего и, что любопытно, разместить его в том же Ангуште, с некоторыми жителями которого у него была спровоцированная властями вражда.

Для самого Чожа всё это закончилось весьма трагически. После 1787 он исчезает из исторических документов и исчезают опять-таки главные сведения, которые рисуют его как весьма незаурядного, нацеленного на общественное благо человека, который не позволил личной своей обиде выразиться в формах сведения счётов в духе нравов феодальной эпохи.

Речь идёт о том, что у Чожа была возможность натравить на своих врагов из ингушской среды князей Большой Кабарды, живших западнее Татартупа. Сам этот факт говорит о широте его связей и известности на Кавказе. Но он переборол в себе личные обиды, не прибег к помощи готовых к походу против Ингушетии кабардинских князей.

Спрашивается, какие выводы можно сделать из этой судьбы? Каких-то всего несколько лет Чож Мирзаханов действует на исторической арене. Однако судьбой ему было уготовано действовать в самый критический момент нашей истории. И он, и те, кто его поддерживали, спасли наш народ от конфронтации со своими соседями. Дело в том, что наряду с организованными отрядами шейха Мансура до 1785 года и в начале этого года действовали откровенно грабительские банды, в состав которых входили представители народностей, живших от Аксая до Малки, так называемые, интернациональные воровские бригады. Но, к сожалению, как и сегодня, конфликту, возникшему на уголовной почве и в те времена, как и сегодня, находились силы, старавшиеся придать характер межнациональных столкновений.

Усилия Чожа (в частности, он постоянно посылал в Чечню своего младшего брата, который в документах фигурирует под именем Дулак или Долак) чисто дипломатические усилия и противодействие тому, чтобы наших предков – ингушей того времени, не втянули в вооруженную борьбу против шейха Мансура и против чеченцев, в целом привели к нормализации отношений. Примечательно то, что после любой из стычек с этими грабительскими партиями, надвигавшимися на Ингушетию с востока, у нас, как правило, возникали проблемы с запада. В частности, смелели соседи, жившие в предгорьях по левому берегу Терека. Они позволяли себе угоны ингушского скота, чего ни до, ни после этого не наблюдалось. Происходило это исключительно в момент обострения наших отношений, например, с чеченцами или с кабардинскими князьями.

В начале 80-х годов XVIII века упоминавшийся нами генерал Потёмкин в своём программном заявлении пишет о своей убеждённости, что в интересах России стравливать ингушей с чеченцами и с осетинами, чеченцев с кабардинцами, а всех вместе держать в состоянии постоянной вражды. Я не сторонник упрощённых аналогий, но согласитесь, что нечто напоминающее это заявление мы наблюдали и в последние годы. Точно также ясно, что лишь открестившись от подобной политики, можно обеспечить будущее России как единого федеративного государства.

Так вот, в своё время именно такие люди, как Чож Мирзаханов, сделали многое для того, чтобы мы не потеряли своё историческое лицо, спасли наших предков, не позволили им втянуться в межнациональную вражду со своими соседями, прежде всего понимая, что любая вражда неперспективна и лишает народ основ созидательной жизни, оставляет его без будущего.

Ещё один вывод, следующий из судьбы Чожа Мирзаханова. Вы обратили внимание на то, что в борьбе против него был использован коварный приём, старый как мир, основанный на алчности, связанный с материальными интересами людей?

Я не идеализирую Чожа. Те документы, которые я о нём знаю, рисуют его как человека земного, не лишённого и отдельных человеческих слабостей. Тот, кто способен их в себе подавить, тот вырастает в личность. Чожу это удалось, а потому он – самая яркая личность среди нашего народа, по крайней мере, периода второй половины и последней трети XVIII века. Человек, который смог преодолеть в себе все людские слабости и стать общественным лидером, действовавшим во благо своего народа. И не случайно, он один из весьма немногих деятелей XVIII века, о котором народ сохранил благодарную память. Так, в сборнике «Ингушский фольклор», изданном в 1970 году Абукаром Танкиевым, записано великолепное сказание о нём. Здесь Чож Мирзаханов предстаёт как эпический герой. И никто, разумеется, уже спустя какое-то время не помнил о сути обвинений, которые стали поводом и причиной свержения с политической арены этого человека, который был в состоянии сделать ещё очень многое для своего народа. И осуществлено это было руками ингушей. К сожалению, из таких горьких примеров (я не в назидание это говорю, просто характер моей профессии и тот конкретный материал, с которым работаю, обязывает сделать такие выводы) ингуши не сделали нужных выводов. Мы и в последствии сами способствовали уничтожению многих лучших своих представителей.

Мог бы приводить многочисленные примеры, останавливаться на персоналиях, но сошлюсь лишь на один факт. Никогда не забуду, как в 70-е годы в г.Грозный во дворе Краеведческого музея глубокий старик с какой-то необъяснимой для меня ненавистью говорил об Идрисе Зязикове. Яркий лидер, который уже сорок лет как был замучен, погиб в тюремных застенках и в тот день ему был ненавистен так же яро, как и в день возникновения вражды. И эта ненависть была какой-то патологической.

Конечно, это не характерный пример для нашего народа, но повторяемость нашего отношения к лучшим своим представителям, к самым перспективным своим лидерам, мне кажется, есть предмет для серьёзного размышления.

Понимаю, что со мной могут многие не согласиться, и, может быть, больше к этой теме не вернусь, но хотелось бы, чтобы мы более терпимо и бережнее относились к своим лучшим людям.

Муталиев Т.

Литературная Ингушетия, 2002, № 3. С. 95-98.