Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Абдулла Цароев

«С горечью воспринял я недавно дошедшую до меня весть: улицу, носившую славное имя разведчика Героя Советского Союза Николая Кузнецова, Львовский горисполком переименовал в Клепаровскую — назвал ее именем соседней железнодорожной станции, улица им. Кантарии стала Каштановой, Брестская превратилась в Гипсовую… Дрогнуло, сжалось от боли мое сердце, подкралась бессонница: ночами перед глазами облик Николая Кузнецова, его и моих друзей-однополчан. Среди них отважный партизан Абдулла Цароев…
В. Ступин,
ветеран Великой Отечественной войны,
партизанский разведчик, г. Москва».
Мало их остается, кого кромсала война, и как много еще безвестных героев. Об Абдулле Дудиевиче Цароеве, бывшем командире группы разведчиков партизанского соединения Героя Советского Союза Д. Н. Медведева, собирал воспоминания знавших его партизан по крупицам. Тем они ценнее и дороже.
Эпизоды нелегкой партизанской доли (их не надо выдумывать) живые, трепетные. Один из воинского братства (Ю. Н. Васильев) — проживает неподалеку от московской станции метро «Преображенская».
— В отряде Медведева Абдуллу называли Володей, — неспешно вспоминает Юрий Николаевич. — Может, для конспирации или для удобства в общении. Война затащила Цароева в самое пекло 21 июня 1941 года под Брест. Он служил на границе и командовал стрелковой ротой. За первые два дня войны лейтенант Цароев одиннадцать раз поднимал бойцов в штыковые атаки. Тогда же был ранен. А потом с горсткой оставшихся людей пробивался из окружения к своим.
Впервые встретился я с Володей в апреле 1942 года,- уточняет ветеран. — К тому времени у него за плечами уже были партизанские бои с врагом в белорусских лесах. Это был подвижный, энергичный человек, южанин с серьезным лицом и добрыми глазами. Однажды Цароев внезапно, как и появился, исчез. Только через годы я узнал: Володя тогда улетел с десантной группой за линию фронта, вновь в медведевский отряд. После войны мы поддерживали с ним переписку до конца его дней, он умер от тяжелых шрамов войны.
Посчастливилось мне найти и двух разведчиков из группы Цароева — П. Борисова и В. Ступина. Живут в Москве.
— Как известно, в конце августа 1941 года в Мытищах, на стрельбище «Динамо», был сформирован первый медведевский отряд, — вспоминает П. Борисов. — Линию фронта мы перешли в Жуковском районе Брянской области и устремились в Плетнянские леса. Почти в то же время из разрозненных групп бойцов, вырывавшихся из окружения из-под самого Бреста, был создан разведывательно-диверсионный отряд, командиром разведчиков в котором стал Цароев. Судьба распорядилась так, что разведка Цароева наткнулась в лесу на дозор отряда особого назначения Медведева.
Разведчики отряда, влившиеся в медведевское соединение, установили: где-то в районе городка Мглив под прикрытием лесного массива находится вражеский аэродром. Уничтожить его поручили Володе и его ребятам, рассказывают ветераны. Стоял ноябрь 41-го. День был пасмурный, мела поземка. Партизаны довольно-таки быстро обнаружили взлетно-посадочную полосу, забросали ее гранатами, уничтожили и охрану. А вот на обратном пути случилась беда — у костра, возле которого решали передохнуть.
— Только мы протянули закоченевшие руки к огню, а я, сняв сапоги, сунул прямо в костер ноги, обмотанные в промерзлые портянки, как внезапно раздался взрыв, — волнуясь, вспоминает Петр Гаврилович. — Осколками мне раздробило ступни, ранило еще троих товарищей. Позднее выяснилось: до нас на поляне останавливалась, и тоже на отдых, кавалерийская часть, кто-то и оставил на земле запас капсулей для гранат. Они и рванули. Меня уложили в повозку. Не прошло и десяти минут, как на ближайшей опушке показались каратели. Бой был неизбежен. И тут выручил всех нас Цароев. Он сумел выманить фашистов на просеку, где разведчики открыли по ним прицельный огонь. Каратели отпрянули в сторону повозки. А у меня настолько распухли ноги, что я не мог натянуть сапоги. Отстреливаясь, спрыгнул на землю, ног не чувствовал, только боль жгла все тело…
Скольких парней, веселых и сильных, потеряли мы в лесах и болотах: одни подорвались на минах, другие погибли от рваных ран. Больно об этом слышать, но находятся ныне подлецы, иначе их не назовешь, которые, предав забвению святость мест, крушат, оскверняют памятники. Разве это люди?
— Глумиться над памятью павших — более подлого дела на свете, наверное, и не придумаешь, — вступает в беседу В. Ступин. — Я все думаю: те, кто подымает руку на обелиски, не ведают о цене, которую мы заплатили за нынешний мир. У современных вандалов не болят руки и ноги от застарелых ран, им неведомо чувство боли от потери на фронте близких друзей. Память о них жива. Помню и я, как воевал во втором медведевском отряде, который формировался в глухом местечке Толстый Лес.
На занятую врагом территорию нас забрасывали на самолетах. Группа Цароева приземлилась удачно, а нам не повезло. Первый наш парашютист угодил прямо на крыльцо немецкой комендатуры, да при том сломал ногу, там его и схватили, я приземлился на территории кирпичного завода. Спасли меня темнота ночи и сторож, который помог мне справиться с парашютом, а потом указал дорогу в лес.
Сейчас это трудно себе представить. Гитлеровцам удалось выследить нашу группу. Трое суток кряду они преследовали нас. Гнались за нами день и ночь, не давая и часа на отдых. Сменялись каратели, не выдерживали темпа овчарки…
А мы все уходили и уходили в леса. После войны медики мне говорили, что трое суток бега, без отдыха и сна, и все по лесной хляби для сердца — это предел человеческих сил.
А потом, соединившись с отрядом, разведчики Цароева снова начали искать встречи со своими преследователями. Партизаны, близко знавшие Володю, подмечали в нем ту тщательность, с которой он готовил боевые операции. А сколько их было у него на счету? Много.
Как-то бойцы взвода Цароева разведали, что на станции Будки Сновидовичи железной дороги Брест-Киев стоит на запасных путях воинский эшелон. Медведев предложил: «Давайте долбанем!» На задание пошли 40 человек.
— Цароев и я, еще несколько бойцов ползем к вагонам, — ведет беседу Владимир Иванович. — Условились, разведка подбирается как можно ближе к эшелону, условный знак для атаки — оклик часового. Отряд поверх нас открывает огонь по вагонам, мы же, распластанные на земле, стреляем в упор… Подобрались вплотную к часовому, и тут внезапно раздается пронзительный лай. Никто не заметил маленькой собачонки, крутившейся на путях. Немцы подняли тревогу, да поздно было, наш огонь был разительным, и операция удалась.
Цароев был хорошо знаком с легендарным разведчиком Н. Кузнецовым и всячески ему помогал. Многие помнят по книгам Д. Н. Медведева, какую неоценимую помощь оказала «обер-лейтенанту Зиберту» гестаповская бляха с выгравированной на ней надписью: «Тайная государственная полиция». Добыл этот своеобразный документ Цароев. Добыл в бою с гестаповцами. Тогда же случилась и беда.
У друга Володи Григория Алешина в кармане была граната, и когда он садился на подводу, с гранаты соскочила предохранительная чека. Взрывом разведчику перебило ноги. Он скончался в пути, ранило и Цароева. Операцию ему делал врач отряда Альберт Вениаминович Цессарский, ныне здравствующий. Делал в лесу без всякого обезболивания…
Позднее, у села Карпиловка на Ровенщине, Цароева снова тяжело ранило.
После войны Абдулла Дудиевнч работал в органах госбезопасности, затем ушел на пенсию. Нередко на улицах Нальчика и Назрани можно было встретить скромно одетого, невысокого роста человека, да мало кто мог угадать в нем бывшего руководителя разведки знаменитого партизанското отряда «Победители».
Держу в руках пожелтевшие от времени фотографии, они, словно осенние опавшие листья, но сохранившие тепло летних, дней. Вглядываюсь в лица разведчиков: Григория Алешина, Наполеона Саргсяна, Николая Брежнева, славных боевых соратников Абдуллы Цароева. Слава же не шибко-то всех их жаловала… Перебираю истертые от прикосновения чьих-то чиновничьих рук многочисленные ходатайства друзей Цароева о признании его боевых заслуг. Никто из них в час горьких испытаний не жаждал почестей, не думал о бессмертии. Они шли под пули, тонули в болотах с единственным словом на устах — Родина.
Не властны мы над временем, но и ему не испепелить человеческую память о павших, жгучую как огонь.

А. Урванцев
(Газета «Правда». 1991, 12 апреля)