Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Шамиль Ахушков

Род Ахушковых оставил в истории Ингушетии и России яркий след в лице многих своих представителей. Так, в Российском государственном военно-историческом архиве (г.Москва) и Российском государственном историческом архиве (г. Санкт-Петербург) нами были выявлены материалы, касающиеся: Ахушкова Ховды Имаковича, 1837 г.рождения, как сказано в документах, «сын почетного старшины Терской области,
Владикавказского округа, подполковник, письменный переводчик Управления Владикавказского округа. (1890 г.)»; Ахушкова Алихана Хаудиевича, 1876 г.р. «из дворян мусульман Терской области, корнет 47 драгунского Татарского полка (1900 г.),» а также Ахушкова Урусхана, всадников Дикой дивизии Ахушкова Мейти и Ахушкова Заурбека Ховдиевича.
Предлагаем вниманию читателей два документа, касающиеся Ахушкова Заурбека:
«Командир Чеченского конного полка Начальнику Кавказской Туземной конной дивизии 8 октября 1916 г. № 2785 Рапорт
Доношу, что 22-го августа сего года старший урядник вверенного мне полка Заурбек Ахушков, в Ставке Верховного Главнокомандующего, ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ, лично был поздравлен корнетом. СПРАВКА: телеграмма Начальника Военно- походной канцелярии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА с.г. за № 3033. Полковник принц Фазула — Мирза» (РГВИА.Ф.3530 оп.1, д.143, л.186)
«…И уже совсем необыкновенная биография Заур — Бек Охушева (Ахушкова-Б.Г.). Как и Тугарин, питомец Елизаветградского училища, он вышел эстандарт — юнкером в Ахтырский гусарский полк и через месяц, оскорбленный полковником Андреевым, на оскорбление ответил пощечиной. Ему грозила смертная казнь. Бежал в Турцию и, как мусульманин, был принят в личный конвой султана Абдул-Гамида. Потом, с производством в майоры — он уже начальник жандармерии в Смирне. Но под турецким мундиром билось сердце, любящее Россию. Вспыхивало желание вернуться и, будь что будет, отдаться русским войскам. А когда вспыхнула война, Заур-Бек в ужас пришел от одной мысли, что под давлением немцев, он вынужден будет сражаться против тех, кого никогда, ни на один миг не переставал любить. И вот, спустя двадцать лет, новый побег, но тогда из России он бежал юношею, а теперь из Турции бежал усатый, поживший, с внешностью янычара, опытом умудренный мужчина. Высочайше помилованный, Заур — Бек принят был всадником в Чеченский полк, получил три солдатских креста, произведен был в прапорщики, затем в корнеты…» [Н.Н. Брешко — Брешковский. Дикая дивизия. Рига. 1920-е г.г. (с.34)].
Особо хочется выделить сына Заурбека Ховдиевича-Шамиля Заурбековича Ахушкова. К сожалению, это имя мало известно в Ингушетии, несмотря на то, что он жил и творил в 20-40 г.г. на Украине и г. Москве и умер в 1944 году. Шамиль был разносторонне одаренным человеком. Писатель, прозаик, кинопублицист, литературный критик, режиссер, сценарист (худ.фильмы: «Судья Рейтанеску», «Перекоп»; научно-популярный фильм «Чудова китаянка»), автор пьесы «У нас в горах». Вместе с Пера Моисеевной Атташевой он являлся составителем книг о творчестве Чарли Чаплина и У.Гриффита, а также автор либретто к фильмам и многих статей по проблемам киноискусства. Его творчество, а он творил на украинском и русском языках, и жизненный путь еще не исследованы. Три его рассказа «Бази»,»Лошадь», «Лермонтов» выявленные в Российском государственном архиве литературы и искусства, рассказывающие о ингушской жизни конца 20-х или начала 30-х годов, еще не увидели свет. О яркости таланта Шамиля Ахушкова можно также судить и из переписки его с выдающимся мастером кино Сергеем Эйзенштейном, датируемой 1934-1943 годами. Знакомясь с ним и рассматривая его творческий путь, а также находя о нем что-то новое, мы не перестаем удивляться его мастерству и умению тонко и лаконично выразить свои мысли в коротеньких рассказах. Лучшей оценкой его творчества, видимо, может служить высказывание А.М. Горького, в приводимом ниже отрывке письма классика мировой литературы к писателю А.Н.Тихонову, где Шамиль Ахушков особо отмечен среди именитых писателей.
Сорренто. 1 августа 1927
Дорогой Александр Николаевич — сборничек-то плох. Кроме Иванова, всё — незначительно. […] У Замятина получилось неуклюжее подражание Зощенко. «Старухи» — не интересно. Умная и горькая шутка А.К. Воронского понравилась мне. Мне кажется, что следовало бы возможно больше привлекать молодёжи; напр., Фадеев, автор «Разгрома», — человек несомненно талантливый, таков же как будто и Андрей Платонов, очень хвалят Олешу, отлично стал писать прозу Тихонов; обратите внимание на ингуша Ахушлова [Ахушков], автора книги «Ингушетия», очень «экзотичные» и грамотные рассказы. Его адрес: Харьков, Примеровская ул., 11, кв. 2. Шамиль Ахушлов. […] Жалею, что Вы едете лечиться не сюда. Но, разумеется, и на Кавказе — не плохо. Здесь поражает тишина. И — лечит. Вчера деятельно начал работать Везувий, мы — я, Максим, Зиновий, ехали из Неаполя в Кастелламаре ночью в 2 ч.; великолепно и жутковато было видеть в черном небе огромный огненный столб. Лавы — не видно, она течет в сторону, противоположную берегу залива. Сейчас — полдень, над кратером грандиозное багровое облако пара. Будьте здоровы. Всего доброго. А. Пешков. 1. V111. 27. (Горьковские чтения. 1953-1957. Москва. 1959 г. С.56 -57).
Мы надеемся также, что читателей заинтересует рассказ «Жинка» на украинском языке, посвященный классику украинской литературы Павло Тычине.

Берснак Газиков,
Тамара Газикова

Шамiль Ахушков IЗ ЦИКЛЮ IНГУШЕТIЯ

ЖIНКА З 1НГУШСЬКИХ ОПОВИДАНЬ П.ТИЧИНI

Я зустрiчаю аул пiсля багатьох рокiв розлуки. Я блукаю повильних аульських улицях, за кожною саклею на мене чатують томливi спогади дитинства. Я чую покрик муедзина, деренчливый, надсаджений покрик муедзина i йду на площу до мечети.
Липневий вечiр куриться на площi теплою тугою димчастого примеркання. Мишачi зуби самiтности гризуть мене. Я згадую про Хасана i от я в дворi мого приятеля. Я бачу зачиненi дверi саклi i замок на дверях. Я бачу, також, стайню без коняки i плетенi ясла без кукурузи. Бiльше, я нiчого не бачу i вже вiд Хасана дiзнаюся, що до його господарства прибавилася тепер жiнка.
Хасан приїхав у гарбi, накладенiй кукурудзою. Вiн лежав на зеленiй кукурудзi, пiдперши руками голову. Коняка его стала перед саклею. Я пiзнав цю коняку. Червоноармiйцi ночували колись в аулi.
Хасан вимiняв на криву їх коняку свiй залiзний кiнджал. Коняка стала Перед саклею i осiвшi на заднi ноги, застогнала. Хасан поволi злiз з гарби i аж тодi побачив мене -я сидiв у затiнку. Вiн обняв мене i розказав про своє одружiння. Вiн важко зiдхнув i плюнув. Пiзнiше я дiзнався, чого Хасан плюнув. Потiм мiй приятель пiдiйшов до коняки. Гостра губа коняки обвисала i мухи пообсiдали її загноєнї очi.
— Волла-гi, бiлл-гi, вона до ранку здохне. Навiть хутче — в ночi вона здохне — сказав Хасан, копнув ногою в запалий живiт коняки i повiв мене до саклi.
Ми сидимо в саклi й перебираємо чотки спогадiв. Хасан здiймає з стiни свiй чундирк i настроює його. Гасова лямпочка з розбитим склом, залiпленим папером, курить i пахкає. I не бачучи жiнки Хасана, я питаюся за неї мого приятела.
— Двох коняка довезти не годна — каже Хасан. Годину з поля їхати треба, двi години з поля iти треба. Вона хутко вдома буде… Перший звук чундирк тужним криком родиться зпiд пальцiв Ха — санових. Вiн грає, Хасан, сидючи з ногами на низькiй деревянiй лавцi. З суворим лицем вiн врочисто водить смичком по струнах, гордий на те, що вмiє грати, а я не граю й заздрiсно слухаю сумнi простори його грання. Дверi риплять позад мене. Косе око лямпочки, лукаве й огненне око, злодiйкувато пiдморгує. Я обертаюся i бачу жiнку в дверях. Ростом вона ледвi дiстає менi до пояса. Не сподiвавшись побачити чужого, карлиця нiяково закрила рот хусткою i, усм iхнувшись боязкими овечими очима, нечутно привiталася до мене. Тодi Хасан перестав грати. Вiн подивився на жiнку й уривано сказав її: — Розпряжи коняку! Карлиця покiрливо пiшла виконати загад. Довгий подiл її спiдницi зiрвав порох на порозi. Хасан допитливо глянув менi в лице i спитався голосом, в якiм було бажання спiвчуття. — Кажуть, що ти одружився, Заурбек? I я вiдповiв соромливим признанням: — Я був одружений, Хасане, але дружина покинула мене. В мене не було грошей та й вона пiшла вiд мене, Хасане… I вiн знов наставився грати, мiй приятель. — В мене теж нема грошей. За велику жiнку треба великий калим платити. За цю — хай буде вона проклята, — Хасан показав смичком на дверi, — за цю — хай буде вона проклята, я не платив калиму. Її нихто не хотiв брати. Мо повiки наливаються оливом утоми. Вiддаленi дрiмотою звуки чундирк сонними котенятами повзуть до мене. Уява переносить мене на зелений простiр лощовини. Женщини блукають по цiй лощовинi. Сiк трави зеленить iм перломутровi колiна. Вони бережко несуть перед собою груди. Вино бурдюками набряклих грудей жiночих п’янит мене. Я спинаюся й розкриваю очi. Жiнка Хасанова вихитуючись входить до саклi. Вона несе хомут i збрую i складає їх у кутку. Шкiра на хомутi пообдиралась, солома вилазить з нього, як язик з рота задушеного. Карлиця, не сiдаючи, скидає на порозi чув’яки i витрiпує їх з пороху й сухої землi. Вона стягає вовнянi панчохи, оголяючи потрiсканi пiдошви нiг, на яких позапiкалася чорна кров. Потiм жiнка Хасанова миє ноги.Вона кiнчає мити ноги i, припадаючи на п’ятки, приносить вiд сусiдiв жару i роздуває вогонь в залiзнiй грубцi. Хасан вiша єна мiсце чундирк, ми йдемо глянути на коняку. Нiч замикає нас в заспокiйливу прохолоду своїх обiймiв. На снiжаних подушках гiр нiч розметала синяве волосся й попереплiтала його зiрницями.Ми стоїмо в темрявi перед конякою. Коняка розплаталася на землi з витягненими ногами, стрункими й напруженими, як стовбури сосон. В закруглених, скляних її очах танцюют зорi. Хасан пробує пiдняти коняку за хвiст. Вiн на тяжку силу одриває од землu зад коняки. Хай буде вона прклята, я дурно привiз кукурудзу, каже мiй приятель i старанно плює на коняку. — Еге — ж… — кажу я йому на згоду.

Липень, 1927 р.

Читайте также ЗАУРБЕК АХУШКОВ. ЖИЗНЬ КАК ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ РОМАН