Мы с честью сдали этот экзамен, не утратив веры во Всевышнего, своей самобытности и идентичности, верности долгу, достоинства, надежды на справедливость и в будущее благоденствие на нашей земле.
Думаю, во многом это связано с тем, что во все времена в нашем народе всегда находились личности, настоящие мужчины, которые своими словами и делами помогали найти верные решения в самых сложных жизненных ситуациях.
Их можно перечислить, это: народные заступники, герои Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной воин, религиозные авторитеты, руководители Ингушетии всех рангов, политические и общественные деятели, ветераны Афганистана, участники ликвидации последствий аварии в Чернобыльской АЭС, сотрудники правоохранительных органов и многие другие, простые жители нашего региона.
В этом материале мне хочется рассказать об одном из таких жителей, моем дедушке по материнской линии – Костоеве (Кастоеве) Магомеде Бексултановиче.
Сразу оговорюсь, что многое из его биографии мне не известно и хотелось бы узнать больше. Однако, по моим детским воспоминаниям, отзывам тех, кто его помнит, это был достойный человек.
Костоев Магомед Бексултанович родился в селении Насыр-Корт Назрановского района в 1918 году в семье общественного деятеля и революционера Бексултана Эсмурзиевича Костоева.
Бексултан Эсмурзиевич слыл очень уважаемым человеком, по хозяйственным делам посещал разные регионы Кавказа, знал несколько языков и местных наречий. Он был близко знаком со многими революционерами, в частности, рекомендацию в ВКП (б) ему дали Киров С.М. и Орджоникидзе Г.К. Свидетельством тому могут послужить записи с фамилиями, адресами указанных и других видных деятелей того времени, которые сохранились в нашей семье.
По воспоминаниям современников, после окончания Гражданской войны Бексултан Костоев работал на разных партийных и хозяйственных должностях: возглавлял консервный завод в поселке Майский, был директором Бесланского конезавода. Перед выходом на пенсию избирался народным судьей по Назрановскому округу. Умер Бексултан Костоев в 1943 году и похоронен на родовом кладбище в селении Насыр-Корт.
Две интересные детали, ко всему прочему характеризующие Бексултана Костоева, как настоящего мужчину и уважаемого человека.
В период репрессий часто случалось, что под давлением следственных органов вчерашние соратники оговаривали друг друга. Руководствуясь инстинктом самосохранения или по другим причинам, приписывали факты, которых и не было в помине. История знает такие эпизоды. Однако, по воспоминаниям современников, за моим прадедом таких моментов не отмечается.
Показательным примером была ситуация с бывшим начальником отдела ВЧК на Владикавказской железной дороге, заместителем наркома внутренних дел Ингушской Республики Эглау Тагиевичем Чабиевым, которого ложно обвинили «в потворстве бандэлементам, использовании служебного положения в личных целях» и отдали под суд. В ходе следствия Бексултан Костоев, один из немногих опрошенных по делу, дал Чабиеву Э.Т. объективную характеристику и никоим образом не поддержал сторону обвинения.
Вторая деталь, указывающая на достойно пройденный прадедом жизненный путь, заключается в следующем.
Фамилия Костоевых в Насыр-Корте в те трудные годы насчитывала всего 6 дворов (жили вдоль современной улицы Тутаева, как и сегодня). Но всякий раз, когда всадник проезжал мимо их домовладений, он сходил с коня и шел пешком, ведя лошадь под узды, тем самым выказывая уважение к хозяевам.
Вернемся к истории моего деда – Магомеда Бексултановича. Он был вторым по старшинству ребенком в семье. Старший брат Осман был репрессирован в 30-х годах, из двух младших сестер-близняшек в живых осталась одна – Рукият, которая впоследствии вышла замуж за будущего заместителя председателя правительства ЧИАССР, уважаемого и достойного человека Ахмеда Бузуртанова и родила ему четверых детей: Магомед-калу, Марго, Розу и Зарету.
По рассказам родных и близких, в детстве дед с несколькими ингушскими сверстниками учился в школе, расположенной во Владикавказе (в те времена многие предпочитали отдавать своих детей в учебные заведения за пределами региона из-за дефицита мест в образовательных учреждениях и низкого уровня подготовки преподавателей).
К сожалению, я не знаю, какое образование получил мой дед после окончания школы во Владикавказе, но Великую Отечественную войну он встретил в лейтенантских погонах сотрудника НКВД.
В феврале 1944 года пришла весть о депортации. Никто не мог ответить на главный вопрос: за что? Формулировка Постановления Президиума Верховного Совета СССР «…за массовое сотрудничество с оккупантами, антисоветскую деятельность, бандитизм…» не соответствовала действительности.
ЧИАССР никогда не была под оккупацией, в республике прошли 3 военные мобилизации. В результате были сформированы: 317-я стрелковая дивизия, 242-я горно-стрелковая дивизия, 16-я саперная бригада, 114-я кавалерийская дивизия (сформирована решением Госкомитета по обороне СССР за №894сс от 13 ноября 1941 г., дед числиться в списках личного состава данного соединения) и 255-й отдельный кавалерийский полк. (more…)
«Испокон века жили ингуши в Галгайском ущелье. Поперек ущелья была сделана каменная стена, и стояла их стража у единственного входа. Без разрешения часовых никто не мог ни выйти, ни войти. Начальником у входа был некий Пхягал Беарий. Стража и вся страна находилась под управлением «Отца» (старшего)»Трех селений» (ЭГИ,ТАРГИМ, ХАМХИ), «отца» Баркинхоевых, «отца» Евлоевых и Ферта Шоулы»( Г.К. Мартиросиан «История Ингушии», Орджоникидзе, 1933 год) 
1. Лоам (сельск.-хоз.) – а) гора; б) альпийское пастбище;
В местечке под названием Буг
Ингушская топонимия – одно из важнейших составляющих древнего наследия народа, на основе которого все еще можно разрешить многие проблемы национальной идентификации, проблемы его генезиса, вопросы исторического процесса, географии распространения его языка, культуры и т.д. и т.п.
Охранно-спасательные археологические исследования обширного Келийского могильника, расположенного в высокогорной зоне Ингушетии, проводились в 1987 и 1988 годах в связи с началом планировавшегося строительства Кавказской перевальной железной дороги.1 Археологические работы на памятнике проводились силами Чечено-Ингушского научно-исследовательского института и археологической лаборатории Чечено-Ингушского государственного университета им. Л.Н. Толстого.2 Полученный тогда археологический материал опубликован частично – в научный оборот введены случайные находки из разрушенной части могильника,3 полтора десятка каменных ящиков и грунтовых захоронений,4 пять полуподземных склепов5 и одно т.н. «скальное» (пещерное) захоронение,6 погребальные комплексы других некрополей Ингушетии.7 Кроме того, публиковались отдельные группы предметов погребального инвентаря, главным образом, предметы вооружения,8 керамики,9 инструментария,10 включая инструментарий керамистов,11 украшений,12 нумизматические материалы 13 и др.14 Частично материалы Келийского могильника использовались и в нескольких диссертационных работах,15 хотя, по-прежнему, основная масса погребений раскопанной части этого памятника продолжает оставаться неопубликованной. 
На юго-восточной окраине башенного поселка Верхний Лейми в горной Ассинской котловине (Назрановский р-н ЧИАССР) расположен склеповый мигильник из пяти полуподземных и двух надземных каменных усыпальниц. В 1937 году он был впервые обнаружен и подвергнут стационарному археологическому изучению Л. П. Семеновым, которым, в частности, здесь расчищен полуподземиый склеп № 2. Но материалы раскопок так и не были опубликованы. К настоящему времени этот склеп полуразрушен, а обнаруженные в нем находки почти все (за исключением фрагмента сабли) утеряны. Поэтому ниже приводим краткое описание склепа и найденных здесь предметов, содержащееся в полевом отчете Л. П. Семенова за 1937 год.
В ходе охранноспасательных археологических исследований (1987–1988 гг.) Келийского могильника (высокогорная Ингушетия), частично затронутого грунтовой дорогой, проложенной в качестве подъездного пути к планировавшемуся строительству сквозного тоннеля под Главным Кавказским хребтом («Кавказская перевальная железная дорога» – КПЖД), был получен выразительный археологический материал.
В статье вводится в научный оборот еще одно воинское захоронение Келийского могильника золотоордынского времени из горной Ингушетии. Шлем, сопровождавший погребенного в каменном ящике, представлен экземпляром, полностью изготовленным из кольчужной сетки, надевавшейся на голову. Сверху шлем венчало бронзовое навершие с изображением 4-х птиц-грифонов. На лицевой стороне боевого наголовья – подпрямоугольные вырезы для глаз. Если шлем не имеет прямых и точных аналогий, хотя его конструктивно можно соотнести с «кольчужными шапочками» Северо-Западного Кавказа, то бронзовые навершия имеют точные аналогии на нескольких шлемах из кочевнических захоронений эпохи Золотой Орды и из Нового Сарая. Аналоги не только датируют публикуемый шлем, но и позволяют сделать несколько предположений, позволяющих рассматривать его и как возможный прототип более поздних наголовий – т.н. «мисюрок».
М. Б. Мужухоев — Таргимский храм//СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ в древности и в средние века (сборник статей), Изд. «Наука», Москва, 1980, стр.177-184
В публикации вводится в научный оборот воинское погребение No 67 из раскопок Келийского могильника в высокогорной Ингушетии. Погребальный инвентарь, содержавшийся в захоронении вполне традиционен – нож, наконечники стрел, поясные пряжки, датирующиеся эпохой Золотой Орды. Особо выделяется железный шлем с козырьком. Подобные шлемы имеют аналогии не только в погребальных памятниках Ингушетии, но и в захоронениях кочевников Золотой Орды, что дает основание для сопоставления его с кругом боевых наголовий монгольского происхождения. Захоронение No 67 еще раз дает повод для утверждений о доминирующем влиянии военного дела Золотой Орды на военное дело горцев Северного Кавказа.
Название храма «Тхаба-Ерды» в переводе означает — «святого 2-х тысяч»[13]. Построен храм, по мнению профессора Е. И. Крупнова и А. Г. Шанидзе, в XII веке, в период, когда Грузия имела огромное влияние на культуру многих народов Кавказа. В 1886 году, когда «Тхаба-Ерды» посетил В. Ф. Миллер, на его стенах можно было видеть резные грузинские надписи. Ими заинтересовался знаток памятников письменности Д. З. Бакрадзе. Он не сомневался, что «церковь построена каким-то Давидом, патроном-владетелем, вернее, царем… и что наконец округом, в котором была построена церковь, заведовал епископ Георгий». К сожалению, в грузинских хрониках не сохранились указания о времени постройки храма. 
