Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

…В который раз, побывав в горах, побродив среди сохранившихся и разрушившихся башен, после долгих дум в одиночестве среди остатков пустынных каменных строений, он записал в блокноте:
«Однажды вырвавшись на простор людям некогда оглянуться, вернуться к святыням своих предков. Не так уж и много нужно, чтобы построить хотя бы забор вокруг своих башен. Но нам недосуг… Не в лучшем положении находятся башенные поселения в горной Ингушетии, ожидая, что потомки, наконец, обратят внимание на их состояние. Не могут же люди забыть память о своих предках».

Магомед-Башир Цицкиев всегда, с болью, тревогой и надеждой говорил об истоках ингушского народа, напоминая всем о важности сохранения культурного наследия. В своих статьях и телевизионных передачах он просвещал поколение молодых, чтобы помнили о славном прошлом, не потеряли в наш стремительный и беспощадный век, свое национальное достояние. Достояние, которое является значимой частью мирового культурного наследия.
Он не сделал блестящей карьеры, хотя мог сделать это легко. Он не был «разрекламированным» журналистом и общественным деятелем, которых, увы, хватает. Он был достойным человеком, многое пережившим и сохранившим честное имя. Этого достаточно для благодарной памяти всех живущих.

Цицкиев Магомед-Башир Уциевич родился 22 августа 1936 года. Педагог, журналист. В 1957 году зачислен на работу учителем Джейрахской семилетней школы, 1965 г. — учитель истории Джейрахской школы, затем директор Краснооктябрьской средней школы. В 1971 году зачислен литработником отдела партийной жизни редакции газеты «Сердало». Работал в 1972 году заместителем начальника Северо-Кавказского зонального управления «Спортлото». Через три года, сменив ряд рабочих мест, Магомед-Башир Уциевич преподавал историю в СШ №42 г. Грозного. В 1981 г. он на должности заместителя директора Грозненского государственного цирка. С 1984 по 1987 гг. работал на различных должностях в редакции газеты «Сердало».
В 1990 году стал учредителем и главным редактором газеты «Эхо гор». Через три года М-Б. Цицкиев назначен директором Национального природного парка РИ. В 1995 году работал ст. госинспектором Госкомитета по экологии и природным ресурсам РИ в Джейрахском районе. В 2000 году — заместитель директора музея-заповедника РИ. В последние годы работал консультантом отдела по работе с национально-культурными центрами, общественными и религиозными организациями со средствами массовой информации Министерства по связям с общественностью и межнациональным отношениям Республики Ингушетия.
Член Союза журналистов СССР с 1981 года, неоднократно награждался грамотами, премиями, объявлялась благодарность за добросовестный труд и творческую инициативу. В 2005 году Магомед-Баширу было присвоено звание «Заслуженный работник культуры Республики Ингушетия». Он автор буклета «Эгикал», более двадцати фильмов о горной Ингушетии, его рубрика «Истоки» на телевидении и в газетах — одна из самых любимых у телезрителей и читателей республики. Среди неопубликованных остались буклет «Эбан», посвященный родным горам, и книга «Кровавый ноябрь», с документальной точностью повествующая о трагических днях осетино-ингушского конфликта 1992 года.

Магомед-Башир словно предчувствовал как это важно, и, наблюдая, как порою коротка память людей, как изменчива позиция отдельных людей, завел своего рода дневник. Это записи о событиях, которые оказались для него наиболее важными, порою тяжелейшим испытанием. Читая несколько раз страницы этой пожелтевшей тетради, каждый раз невольно откладывал ее в сторону — тяжело представлять все, что он видел, выстрадал и пережил. Он писал так честно, не скрывая истинных чувств, что невольно представляешь своих родных и близких, свою жизнь. Читая записи Магомед-Башира Уциевича Цицкиева, каждый ингуш поймет, насколько непростыми были испытания, выпавшие на его долю и насколько они сфокусировали в себе нашу прошлую и настоящую историю, нашу, одну на всех, биографию… Это та боль, те потери и обретения, с которыми мы сталкиваемся в настоящей жизни. За всеми этими констатациями, за его свидетельствами — жизнь очень хорошего человека. Лучше всего о нем, как личности, поведают его воспоминания.

Его дневник начинается словами: «Бисмиллахьи ррохьмани рахьим. Болх Даьлийга ба вай! …Я, Цицкиев Магомед-Башир Уциевич, 1936 г. рож. Давно хотел запечатлеть все, чему я был свидетелем в этой жизни, что считал хорошим и достойным для нормального человека, а что было неприемлемым для меня…»
Первым делом он написал о незабываемом испытание, выпавшем на долю ингушского народа во время депортации в Казахстан:

1944 г. с. Чернореченск, 23 февраля
Накануне вечером с работы пришел мой отец. После ужина сказал моей матери:
— Завтра утром нас выселяют. Куда и зачем не знаю. Не ложись спать. Собирайся в дорогу.
Мать ничего не поняла, осталась в полном недоумении. Отец пошел к старшему брату Осману, предупредить его. Здесь был и мой дедушка Т1ох. Осман остался крайне недоволен сообщением своего брата:
— Мне стыдно за тебя. Нельзя в люди выйти. Верующий в Аллаха не будет вести такие разговоры. Какая ссылка? Ты думаешь, о чем говоришь?
Отец вернулся домой, но и жена ничего не сделала, ничего особенного, чтобы собраться в дорогу.
Отец увидел, что его словам никто серьезного значения не придает… Высшая власть в доме была в лице дедушки, и он сказал:
— Не говори лишнего! Что ты выдумываешь? Какая ссылка?
И отец молча, не раздевшись, лег в постель.
Рано утром 23 февраля в дверь грубо постучали.
— Ну вот, — сказал отец, — началось! Теперь постарайтесь держаться, будьте мужчинами!
Отца увели. Увели и дядю Османа, «отмечать» торжества, посвященные Красной Армии. Какие были торжества, мы узнали потом — им нужно было изолировать мужчин от семей, т.е. от возможного сопротивления.
Дома двух братьев — отца и дяди Османа — стояли рядом. Окно нашего двора выходило во двор брата. Что с нами происходит, я тогда не понимал. Занимался, как обычно, детскими забавами, шумели и играли. И вдруг крик матери:
— Пожалуйста, не стреляй! Мать стоит у окна и душераздирающе кричит:
— Не стреляй, пожалуйста!..
Но выстрел раздался. Оказывается Забрат — жена дяди Османа (мы дети любовно называли ее Баба-Нани), задержалась со сборами. А задача военным Кремлем была поставлена жестокая: «Выселять немедленно! Нельзя дать опомниться ингушам-зверям!»
И раздался выстрел. Пуля пробила сердце Бабы-Нани, ранила детей и разбила оконное стекло.
Дедушка был в другой комнате, когда раздался выстрел. Узнав что произошло, он молча взял длинный кинжал в черных ножнах и через задние дворы начал пробираться к дому старшего сына. Мы все набросились на него, крича:
— Дедушка! Дади! Не ходи туда, тебя убьют!
Он стоял разъяренный. Он точно знал, что убийцу нельзя упускать, но не знал, что делать с нами. Рушился мир. Рушились все человеческие понятия.
К обеду после этих событий вернулись отец и его брат. Отец, не заходя домой, пошел к брату, где на веранде лежала убитая наповал нани. Вокруг возились дети, мокрым платком они вытирали лоб и звали мать:
— Нани, что с тобой? Нани, встань…
Увидев все это, он воскликнул:
— Она же женщина! Как можно!
Окружавшие его солдаты, щелкнув затворами винтовок, сурово окрикнули:
— Нам жаль тратить на тебя патроны, а то мы и тебя рядом положили бы.

Так закончилось мое детство. Так началась наша депортация. Я понятия не имел, что обозначает «депортация». Но потом узнал все сполна. По-видимому, у каждого ингуша была своя депортация, но было общее для всех: ссылка, лишение Родины, земли предков. Кому-то она была нужна больше, чем нам…»

Спустя много-много лет Магомед-Башир вместе с сыном убитой солдатами тети Забрат (Баба-Нани) получил разрешение, в сопровождении автоматчиков, посетить ее могилу в Чернореченске. Он пишет об этом: «… мы прошли через бурьян человеческого роста. Одна Баба-Нани ни тогда, ни позже не рассталась с родной землей. Захотела бы она проделать тот путь, которые проделали ее близкие? Не знаю.
Но знаю другое, что даже могила не должна быть в одиночестве. Села Чернореческого давно нет. Здесь, где были дома, выросли многометровые деревья — осины, бурьяном заросла и дорога. Только память людей еще жива…»
Магомед-Башир запечатлел в своих записях события и эпизоды жизни в Казахстане, которые глубоко врезались в память. Маленький спецпереселенец, как это свойственно всем детям, в деталях запомнил все трудные испытания, которые ему довелось наблюдать и испытать. Он запомнил, как он любил говорить, каждый круг колеса жизни:
«…Я был закутан в одеяло, как и другие мои братья и сестры. Я видел снег, рога, волов. Нас куда-то везут. Холодная казахстанская зима — условия концлагерей, холод и голод. Помню, уже летом мы собирали траву. Варили суп из травы, какой-то скользкий. Многие люди ловили грызунов и ели, но мы нет — не могли».
Магомед-Башир говорил о том, что когда-нибудь будет написана правдивая книга обо всем, что пришлось нашему народу пережить в ссылке. А сам он не брался за этот труд, потому что полагал: другие знают все обстоятельства лучше. Детство его и его ровесников было таково, что на первом месте стояла борьба за кусок хлеба, за выживание. Позже, многократно вспоминая эти годы своей жизни, он отметит: «Главное для человека — не сломаться в испытаниях жизненного пути, не потерять честь и достоинство».
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

КОРОЧКА ХЛЕБА

«В школу я ходил в другое село — Досовка, в 5 километрах от нас. Одеться было не во что. Мать для меня сшила штаны из овечьей шкуры. А одежда из мешковины считалась — высший сорт. Но такая одежда была редко у кого. Затем я учился в 8 классе в райцентре Орджоникидзевкая. Жил у родственников по материнской линии — Майсиговых.
Расскажу курьезный случай. Я всегда был голоден. Тем более у чужих. Однажды вернулся со школы. Но есть нечего. Тоши — хозяйка дома, сказала, что поставила печь хлеб, показала на часы, когда будет готов, и пошла к соседям. Стрелки движутся очень медленно, и мое терпение подходит к концу. Тогда я потихонечку встал и продвинул стрелки «ходиков» на 20-30 минут вперед. В это время хлеб должен быть испечен.
Побежал к хозяйке и сказал, что время подошло. Она прибежала, начала вытаскивать кочергой формы с хлебом и, посмотрев, удивилась: не испеклись! Наверное, огонь был слаб! Придется ставить обратно.
Но при этом, увидев мой голодный взгляд, отломила корочку. Что за вкус! Что за запах был у этой корочки!!!…»

Он любил стихи Джамалдина Яндиева, особенно эти строки:
Я славлю могущество молний…
И нежную хрупкость цветка…

Находил в этом контрасте образов некоторое напоминание о жизненном опыте. О жизни вообще и своей конкретно: пришлось пережить резкие повороты судьбы и обрести редкие минуты успокоения и счастья. И еще, может потому, что жизнь его не баловала, он любил повторять другие стихи Д. Яндиева:
…Я бы юных сил кипенье
Поседевшим возвратил,
Всех, не знавших пресыщенья,
Я бы вывел из могил.
Он любил перечитывать любимых авторов, вновь возвращаться в мир литературы, размышлений и раздумий. Повести Эрнеста Хемингуэя, «Буранный полустанок» Чингиза Айтматова, «Из тьмы веков» Идриса Бозоркина — эти книги часто были рядом с ним. Он любил читать и любил облекать в слово увиденное и услышанное, то, что сам пережил. Магомед-Башир был, при всей своей немногословности, прекрасным рассказчиком и собеседником, емко и точно повествующим о событиях и людях. Отличала его любовь к людям, нежное и трогательное отношение к детям, родственникам, соседям и знакомым.
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

Поездка за лесом

В Казахстане, где мы жили, не было не только леса, но даже и кустарника. Кругом, куда не кинь взгляд, степь, да степь. Летом ковыль, как море, плещется по горизонту, а над ним плывет волнами марево, почему-то вызывая грусть и зовя в даль. Но куда? Незнаю. Чувствую только, в этих краях мы не дома, мы чужие. Это чувство перешло к нам, детям, от наших родителей…
Вторая поездка за лесом, без отца. Мне было 12-13 лет. Я тогда попросил отца отпустить меня. Ехали многие Цицкиевы. Эта поездка запомнилась навсегда. В обед, когда все отдыхали, я должен был отогнать быков на водопой, а затем, через 2-3 часа, пригнать. Все было ничего, но летом (июнь-июль — это самый трудный период) на животных нападает овод, по-простому «гез». Не дай Бог! Это страшно. Быки, задрав хвосты, несутся как бешеные к воде или просто по полю. Бывало, в упряжке они ломали ярма и арбы.
А я должен был их напоить, дать попастись и в установленный срок пригнать. Сколько мне пришлось гнаться за ними, плакать. Когда мы вернулись через 10-12 дней, меня трудно было узнать. Исхудал, весь в царапинах, под носом кровоподтеки. Со мной даже брезговали садиться покушать.
Когда мы вернулись, прежде всего я зашел к отцу в мастерскую. Он работал плотником в колхозной мастерской. Отец увидел меня и сказал:
— Да, тебя неплохо «отремонтировали».
Затем, со слезами на глазах отвернулся. Больше в лес я не ездил.
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

Зали — Залихан

(1932 — 2004 г. 26 июля)
Ушла из жизни Зали — старшая сестра в нашем доме. Нас было в семье три сестры и три брата. Зали была для нас целый мир. Она была для нас отцом и матерью. В 13 лет она начала работать в колхозе. Это было в Казахстане, в колхозе «Искра», куда нас сослали в 1944 году.
Тогда каждый выживал, как мог. Время было послевоенное, голодное. Отношение к нам, ингушам, было открыто враждебное: спецпереселенцы, враги народа.
14-летняя девочка вставала на рассвете, в промерзлую весну 1945 года, шла на колхозное поле. В плуг запрягали две пары коров и начинали пахать. Сквозь хмурое казахстанское небо проблескивало иногда солнце, затем начинался мокрый снег. Тощие, голодные животные не могли тянуть плуг, падали в борозду. Но останавливать пахоту нельзя было. Появлялся бригадир, на коне, сытый, и начинал орать, а иногда не гнушался, мог и ударить еле стоявших на ногах девочек, в порванных платочках.
Видя это, мужчины, мальчишки плакали навзрыд. Они были бессильны…

Зали, Дала гешт долда хона. Ялсамала совг1ат хилда1а мел хьигача къих.

День сегодняшний
…Я, в основном, писал о былом, опуская сегодняшний день. Неправильно. Нужно было запечатлеть, что происходит на твоих глазах. Сегодня я и моя семья живет в с. Армхи. Здесь мы с апреля 1998 года. Живем в вагончике, сделали пристройку и ванную комнату. Хотя и нет дворцов, душа чувствует себя уютно…
Нет отбоя от гостей. Многих интересует, как же я, который «прошел Крым и Рим», смирился с такой обстановкой? А извольте, в чем смысл?! Во дворцах? В набитом желудке? Человек в этом мире песчинка… Человек, прежде всего, как бы ни мыслил он, не больше и не меньше, чем то, как Всевышний определил его судьбу. А что происходит сегодня?»

И дальше, в этих размышлениях, Магомед-Башир вновь вернулся к теме Пригородного района. События, которые там произошли в 1992 году и позже, до самой смерти не отпускали его. Он раз за разом возвращался в те трагические дни. Как все нормальные и честные люди, он особенно тяжело переживал сам факт того, что кому-то удалось противопоставить один народ другому народу.
Он вернулся одним из первых в родные места, в Чернореченск, в родные Армхи, где всегда жило его сердце. Он впитал в себя, как и тысячи его ровесников, великую надежду на возращение к этим местам. И это поколение ингушей несло и сохраняло эту надежду, и когда все вроде бы удалось, жизнь стала налаживаться, можно было мечтать о добром будущем для себя и детей. Но случилась беда. Магомед-Башир оказался в гуще этих событий, очевидцем самых страшных ее картин. Ему довелось побывать не только с этой стороны осетино-ингушского конфликта, но и в Грузии, Чечне, быть свидетелем деятельности такого странного образования как бывшая Конфедерация народов Кавказа и многого другого. Он запечатлел в своих воспоминаниях то, что действительно происходило на деле, не приукрашивая и не обеляя никого. И стремился сохранить после себя имена людей, место событий, объяснить поступки и причины произошедшего в прошлом и настоящем. Эти записи требуют детального изучения, и, несомненно, должны быть сохранены, как один из документов нашей истории. Прошлое можно переписать, но изменить — невозможно.
М.-Б. Цицкиева в 1974 году исключили из рядов КПСС — дело по тем временам крайне серьезное. Человек практически лишался после подобного события всякой возможности продолжить нормальную жизнь. Перед ним фактически закрывались двери для карьерного роста, учебы, продвижения по службе. Он оказывался, что называется, за бортом жизни. Во всяком случае, в том ее представлении, которое тогда в стране всячески пропагандировалось. Магомед-Башир, вспоминая о тех событиях, говорил друзьям:
«Зимой 1973 года, 16-19 января, в г. Грозном состоялся большой митинг ингушского народа с требованием вернуть Пригородный район по принадлежности. Митинг разогнали, и более активных участников исключили из партии и выгнали с работы. В том числе оказался и я. Был исключен из партии и освобожден от работы в редакции «Сердало». Была маленькая справка из КГБ, где говорилось: » В тесном кругу, среди близких заявлял: «Цель и смысл моей жизни является возвращение ингушских земель по принадлежности» и так далее.
В 1974 году, в феврале состоялось партийное собрание, где обсуждался мой вопрос. В редакции работали все ингуши и обсуждали мой вопрос ингуши, члены КПСС. До начала партийного собрания, в коридоре, все они говорили что я — «герой», на правильном пути. На заседании все они, за исключением двоих, проголосовали за исключение меня из рядов КПСС. Боялись, чтобы не навлечь на себя и тени национализма. И после изгнания меня, выходили опять в коридор и предлагали вместе поужинать в одном ресторане. На что я ответил:
— Не утруждайте себя. Идите к своим женам. А я как-нибудь разберусь.
После этого были мои обращения в ЦК КПСС о моем восстановлении. В этот период я ездил на заработки в Сибирь — Кемеровская, Иркутская, Новосибирская области. Какие это поездки?… Подъем -6 ч. утра, отбой — 24.00, у тебя нет никаких сил и чувств — размозженный в кровь палец не болит. Все это было. Заканчивая, скажу, не надо бояться трудностей, но не надо сходить и с ума. Сохранить человеческое лицо и достоинство при любых обстоятельствах — это самое главное, на мой взгляд.
По возвращении из сибирских поездок меня не допускали к творческой работе. Трудился на разных работах в Грозном. Наконец, через 7 лет я вернулся в редакцию «Сердало».

Под рубрикой «Истоки» Магомед-Башир публиковал прекрасные статьи о наших горах, башнях, святых для каждого ингуша местах. Его статьи и темы, как озарение тьмы веков, это и заклинание помнить о своих корнях: «Хьарп — корабль среди облаков», «Эбан — расстрелянный аул», «Край башен», «Фалхан. В солнечном краю», «Потомки Маго» (о башенном комплексе Салги), «Ураган в горах» и многие другие. Сотни статьей посвятил он этой теме, но всегда, при необходимости, освещал и другие темы: об участниках Великой Отечественной войны, тружениках села и города, судьбе достойного человека. Ему были близки хорошие люди, где бы и кем бы они ни были. В жизни его были тяжелые потери и удары: на море трагически погиб сын Аслан, высокий красавец, надежда отца. Трижды, начиная с 1944 года, его депортировали из родного села, круша в душе всякую надежду на справедливость. Только-только налаживалась жизнь, и все приходилось начинать вновь, с нуля. И всякий раз он находил в себе силы жить и творить, отстаивать свою точку зрения. А это никогда не было простым делом, ведь помимо самого себя, человеку надо позаботиться о доме, семье, сегодняшнем и будущем дне своих родных и близких. Мы же, которое поколение, переживаем эпоху перемен — череду испытаний.
Кто-то очень циничный и равнодушный сказал: «Незаменимых людей нет». Это ложь вселенского размера. Настоящие люди незаменимы и неповторимы. С уходом Магомед-Башира Цицкиева, быть может, оборвалась одна из ныне редких золотых нитей, связывавших многих из нас с теми самыми истоками. Мы живем в среде, которая поглощает нас пустыми заботами и обыденным трудом и нас всегда спасало обращение к народной памяти, которое создавал в своей работе М-Б. Цицкиев. В горы, в гости к нему приезжали десятки и сотни людей, чтобы самим, воочию увидеть сердце Родины, сердце Ингушетии — ее башенные комплексы и величественные горы. Он же был очень радушным и гостеприимным хозяином. Это радушие и доброжелательность отличали его всегда и проявлялись им по отношению к человеку любого возраста, чина и звания.
Поразительно просты и ясны слова из его завещания (васкет). Он попросил: «Не оплакивайте того, кто во власти Всевышнего. Забота и внимание нужны человеку, когда он жив. Пусть будут счастливы все живущие после нас».
Ничто не проходит бесследно, и добрые дела каждого человека остаются в нашей благодарной памяти. Магомед-Башир Цицкиев пришел в мир в пору, когда первый урожай в саду радовал людей, и все кругом утопало в зелени, было пронизано живым, веселым перезвоном летнего утра и ночи. Он умер зимой, 14 февраля 2006 года, когда вдруг ударили необычно сильные морозы, и жизнь словно замерла. Огромные скалы, лес темным частоколом стоящих на отлогих склонах гор — все тогда застыло в безмолвии. Казалось, это любимые горы простились с ним.

Я.Султыгов.

Сердало № 73 (9762) 31 мая 2006 г.