Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Через обстрелы, разорение, кордоны, ложь и клевету ангуштинцы, с неимоверной стойкостью добиваясь своей правды, сегодня в очередной раз обретают многострадальную землю предков. Исторически уже третье возвращение на нее встретило как никогда ранее обреченно-ожесточенное сопротивление. Это истерическое злобствование некоторых национал-экстремистов легко объяснимо. Ведь возвращение ингушей именно в Ангушт, -исторический центр этой исконно ингушской земли, — является символом окончательного укоренения ингушей на своей обетованной и многострадальной земле. Сегодняшнее неотвратимое обретение Ангушта — это крах вожделенной мечты (пестовавшейся определенными кругами еще с царских времен) вытеснения ингушей и аннексии их земель. История в очередной раз подтверждает, что не только человека влечет к родине, но и родина сама манит его. Ибо какой может быть Ангушт, Буро, Шолхи, Балта… без ингуша!

Вновь обращаясь к истории Ангушта — самого древнего и центрового поселения этого края — память незамедлительно воскрешает светлый образ нашего замечательного патриота-ингушеведа Дахкильгова Шукри Эльберд-Хаджиевича. В прошлом году его не стало. На рубеже восьмидесятилетия очутившись в кровавых объятиях еще непонятой войны в Грозном, видя смерть, гибель своей богатейшей библиотеки и уникальнейшего архива, сердце ученого не выдержало. И в результате — паралич, небытие…

Дед ученого Боскур молодым офицером был адъютантом генерала Слепцова по взаимоотношениям с кавказскими народами, так как знал помимо ингушского и русского, ряд языков народов Кавказа. В 1912 году в Петербурге издана небольшая книжка

«Симпо» , написанная Кулебякиным со слов старика Боскур-хаджи Дахкильгова. Он и его сын Эльберд, несмотря на причисляемость к казачьему сословию, свято чтили заветы ислама. Оба они совершили хадж в Мекку и Медину. Эльберд-хаджи пошел по стопам своего отца. Шукри не прельщала военная карьера предков. Его молодость пришлась на время «индустриализации» и Шукри получил инженерное образование. Сегодня уже немногие помнят, что Малгобекский и другие ингушские районы соединялись узкоколейкой (почему бы не возродить ее ширококолейной?).

В конце 50-х и в начале 60-х годов ее начальником был Шукри. Затем он был председателем Малгобекского горисполкома. Но профессиональный путь им был выбран явно неудачно, ибо, как стало ясно позднее, Шукри был прирожденным ученым-гуманитарием. Я встретился с ним, своим двоюродным дядей, в 1956 г., когда он гостил у нас, в Алма-Ате. В это время режим спецпереселенцев был ослаблен и появилась относительная свобода перемещения. Меня поразила его необыкновенная трудоспособность, вера в свой народ. Излишества, которые позволяют себе люди, были для него чужды. Когда бы я к нему не пришел, всегда заставал его то за книгой, то за письменным столом. Жил он всегда скромно, тратился на книги, на работу в различных, часто почти не изученных архивах.

К сожалению, ему не удалось многое издать, -интеллигентность превалировала над пробиваемостью. И все же читатели помнят его оригинальные публикации в различных газетах, журналах. Отдельной книгой вышла его ценная работа «Происхождение ингушских фамилий», которую в нашей среде встретили с огромным интересом. В этой работе он в следующих словах выразил свое видение истории народа:

«Не зная и не ценя своего прошлого, не храня о нем память, нельзя ценить настоящее и смотреть в будущее». Лет пятнадцать назад Шукри дал мне экземпляр своей статьи,

которая была написана для газеты, и, как помнится, была опубликована. Статья называется «Путешествие из Петербурга в Ангушт». Поскольку она непосредственно посвящена истории Ангушта, привожу ее с незначительными сокращениями:

«Подвижничество, благодарная доброта прогрессивных русских ученых и исследователей способствовали развитию и укреплению связей между русским и кавказскими народами, содействовали укреплению дружественных отношений между Россией и горскими народами Северного Кавказа.

Об одном из таких ученых, И.А.Гюльденштедте, о его исследованиях пойдет речь.

Иоган Антон Гюльденштедт — уроженец Риги, естествоиспытатель, доктор медицины, профессор, член Петербургской академии наук — внес большой вклад в исследование Северного Кавказа и Грузии. На его долю выпала счастливая честь заложить новый раздел в истории русской отечественной науки — научного кавказоведения.

Экспедиция И.А.Гюльденштедта сформировалась в Петербурге в июне 1768 года. В ее состав вошли академические студенты, подготовленные для ведения научных наблюдений и исследований по разным отраслям знаний.

Период деятельности экспедиции на Кавказе совпал с началом основания Кавказской кордонной линии и русско-турецкой войной 1768-1774 гг. Несмотря на трудновообразимые в наше время преграды экспедиция смогла собрать ценнейший материал по многим отраслям науки.

Выехав из Петербурга в июне 1768 г. группа Гюльденштедта лишь 23 января 1770 г. прибыла в Кизляр. После обследования нижнего течения Аксая, Койсу и Сунжи, северных районов Чечни, предгорной и частично горной Ингушетии, Восточной Грузии, Имеретии, Мингрелии, Осетии, Кабарды, Мажар, Пятигорья, она направилась на Дон, Кременчуг, где перезимовала в 1773 — 1774 гг. и через Москву, 2 марта 1774 г. вернулась в Петербург.

В начале 1781 г. в столице свирепствовала ^гнилая горячка^, и Гюльденштедт, как врач, включился в борьбу с эпидемией, но вскоре заболел и 23 марта 1781 г., на 56-м году жизни, скончался.

Однако вернемся к исходному пункту начала исследований Северного Кавказа, к Кизляру. Отсюда, даже не отдохнув после продолжительного пути, Гюльденштедт начал знакомиться с северо-западными районами Дагестана, долинами Сунжи и Камбилеевки.

В трудах Гюльденштедта содержится около 300 ингушских слов с параллелями из чеченского и бацбийского.

В верховьях Сунжи и Камбилеевки ученый изучал хозяйственную жизнь, быт, обычаи и верования ингушей, он оставил ценные сведения об ингушских поселениях, местной топонимике. Путешественник указал наиболее крупные поселения, такие, как Ангушт. Акинюрт, Шалха, Заурово. У последнего, спустя двенадцать лет после посещения аула Гюльденштедтом, была заложена Владикавказская крепость. Исследователь упомянул и многие горные ингушские поселения, среди них такие, как Эрзи, Фалхан, Обин и другие.

В предгорной зоне ученый насчитывал семь ингушских дистриктов (районов, здесь, наверное, имелись в виду общества, а не административные единицы).

Интересные сведения оставил академик о горном деле, этнографии, верованиях, религии и социальных отношениях. Гюльденштедт воочию убедился в горском гостеприимстве и не случайно отмечал, что горцы имеют «очень большое уважение к законам гостеприимства, и мало примеров его нарушения». Он же отметил и их давние чувства приязни к русским людям. Он записал в своем дневнике, что горцы «никакой нации не оказывают столько снисхождения, как россиянам». Более подробно мы остановимся на процедуре принятия

ингушскими старшинами присяги о добровольном вхождении в состав России. Гюльденштедт был свидетелем и живым участником этого важного исторического акта.

…16 февраля 1770 г. ингушские старшины Гарий Чопанов, Сурхови Мирзаев (Мирзаханов), Мисос Зруков, Жанай Завров, Таштаруко Гогиев, Мисос Ханшов, Бехо Минполадов, Или Гернов, Бимарза Мирзаханов, Таштаруко Махмутов, Астемур Измайлов, Чаги Усбиев, Таштаруко Гарсов, Бенг Бузуртев, Карт Зауров, Муцал Ханшов, Хасполат Шедиков, Татур Филмов, Арутан Келоев, Надир Кадцев, Марзабек Мирзаханов, Темур Итесов и Жанмирза Казибеков прибыли в Кизляр для окончательного решения вопроса о вхождении ингушского народа в состав Российского государства. Во время переговоров с комендантом Кизляра полковником И.Д.Немичем (Неймичем) в Кизляре, куда старшины прибыли с «доношением^ в котором отмечалось, что они направлены от «всего народа и имеют усердное желание поступить в вечное е.и.в. (ее императорское величество — И.Д.) подданство», представители ингушского народа просили прислать «чиновного мочного человека», т.е. представителя, получившего полномочия от высшей власти, и установить место и время проведения акта присяги.

Присягу представителей всех ингушских обществ в «вечном добровольном подданстве России» принимал уполномоченный гусарского полка капитан, дворянин Дегостий в присутствии главы Северо-Кавказской духовной миссии архимандрита Порфирия.

Процедура принятия присяги ингушскими старшинами на верность России о добровольном вхождении в состав Российского государства происходила 4-5-6 марта 1770 года вблизи крупного предгорного аула Онгушта (Ангушта), на обширной поляне с символическим названием «Барта босе», что значит «Склон согласия».

В те весенние дни (не лишним будет отметить, что они приходились на воскресенье, понедельник и вторник) вместе с

лицами, представлявшими Российское правительство, на всенародном «кхетаче» — своеобразном народном сходе ингушей, где собрались свыше 800 человек от разных обществ, присутствовал и академик И.А.Гюльденштедт. В дневниковых записях исследователь несколько раз фиксировал факт принятия ингушами присяги и дачи ими аманатов в знак нерушимости своей присяги.

Первое официальное донесение о принятии представителями Ингушетии присяги и выдаче аманатов комендант Кизлярской крепости полковник И.Неймич послал в святейший синод особым доношением 3-го апреля 1770 года.

Заслуживает внимания и то, что Гюльденштедт не случайно оказался в те дни в гуще исторического события. Записи в дневнике исследователя не оставляют сомнения в том, что он заранее знал о предстоящем акте вхождения ингушей в состав России и с определенным расчетом отправился к месту события. Вот запись из его дневника 1770 года: «2 марта я направился из Моздока к жителям гор, называемым ингушами или кистами… 9 марта я вернулся из своего путешествия в горы».

В связи со сказанным небезынтересно отметить, что Гюльденштедт зафиксировал, что галгаи называют себя еще и «по-русски ингушевцами», подчеркивая давность их сношений с русским народом. Он отметил также, что аборигены «сами называют попеременно кисты, галга, ингуши и одно название вместо другого употребляют».

Приведенная статья была скромно подписана «Ш. Дахкильгов, краевед». Эта статья заслуживает пристального к себе внимания и потому приведена столь объемно.

Историк Вахушти Багратиони в 1745 году посетил Ангушт, о чем оставил следующее письменное свидетельство: «Ангусти -большое селение… жители Ангусти похожи на черкесов и они по вере магометане суннитского толка» (М. Джанашвили, Известия

летописей и историков о Северном Кавказе и России). Значит, еще четверть века до Гюльденштедта Ангушт был большим селением. Но его история еще древнее: исследователь А.Вартапетов («Проблема родового строя ингушей и чеченцев^) возводит Ангушт к 17 веку, а это уже, ни много ни мало, 300 лет. Несомненно, что этот тогдашний ингушский центр существовал еще за 100 лет (не менее) до   основания крепости Владикавказской. А раз был Ангушт, были и его отсёлки (дочерние поселения) Заурово, Шолхи, Ахки-Юрт, Товзан-Юрт, 1арч-атаг1е, Темарккьий-Юрт, Палмисте и др. Ингушское селение Заур-ков (уж сколько раз твердят об этом…) располагалось на территории, ныне находящейся в пределах Владикавказа. Русские называли это село Заурово или Саурово. Осетины называли Зауджикау, что является искаженным произнесением ингушского Заур-ков.

По  свидетельству С.Броневского  («Новейшие географические и исторические известия о Кавказе^, 1823 г.), двести лет назад русские называли ингушей, проживавших по Дарьяльскому ущелью, зауровцами и джераховцами. Исследователь также отмечал: «Селения ингушей начинаются в пяти верстах на Восток от Владикавказской крепости (т.е. на земле, принадлежавшей зауровцам — И.Д.). Ангуш, называемый Большой или Старый в вершинах Комбулея, Шалка или Малый Ангуш ниже той же реки». Комбулей, Шалка — это искаженные ингушские названия Палми (Камбилеевка по-русски), Шолхи (переименованное в 1944 г. в Октябрьское). Названия «Большой» или «Старый^.^Малый Ангуш^ хотя и произвольно даны царской, администрацией, все же отражают исторический факт того, что Шолхи (а значит и Палмисте, и др. населенные пункты) были образованы жителями Ангушта. Также Броневский сообщает, что к этим двум крупным населенным пунктам причислялось еще 25 селений. Местность нынешнего Пригородного района, со всею

очевидностью, значительно ранее заложения крепости была густо населена нашим народом. Гюльденштедт побывал в Заурово за 14 лет до воздвижения крепости. По одним преданиям ее заложили по испрошении разрешения зауровцев, по другим, зауровцы получили плату.

Расположен Ангушт в обширной долине, называвшейся ингушами «Таре-аре^ (отсюда дважды это село переименовывалось в Тарское, — какое упорное стремление искоренить слово «Ангушт»!). Названная долина смыкается в сторону Буро с долиной «1аьрч-атаг1е» (от названия речки 1аьрчхи’\ т.е. Черноречье) и далее — с Тирк-ч1оже — Дарьяльским ущельем. Расположение Ангушта было весьма удобным: привольные пастбища и покосы, плодородная земля, девственные леса, здоровый климат, — все, что нужно жителю нашего края. Выгодным для своего времени являлось и расположение Ангушта: кругом горы, лишь несколько выходов из долины. Ангушт, также, находится в центре горной и равнинной Ингушетии (с севера и юга), поселений по Терку и Ассе (с востока и запада).

В 18 веке, когда ингуши соединили свою судьбу с Россией, в приангуштьи и пойме Терека образовалось «избыточное» население. Началось мощное движение ингушей из предгорий на равнинные места. Движение шло по рекам — ущельям Тереку, Камбилеевке, Сунже, Ассе, Фортанге. Это была уже вторая (после Ангушта и др.) волна колонизации равнинных земель, по выводам некоторых ученых несколько столетий до этого отторгнутых кочевыми племенами у далеких предков вайнахов.

В 1781 г. военный картограф Штедер в районе Назрани застал сторожевые посты ингушей. По всей видимости речь идет о единственной на плоскости каменной башне Овлурга, о которой писал наш замечательный ученый Дошлуко Мальсагов. Развалины этой башни видны в районе Гамурзиево — Крепость, места первоначального центра Назрани  Штедером    зафиксирован

подлинный факт проживания ингушей в пойме Назранки. Ведь и наши горные поселения одновременно являлись и сторожевыми башнями и населенными пунктами.

Есть интересное предание-быль, записанное Магометом Керимовичем Аушевым от 80-летнего Довта Аушева, который в свою очередь слышал это предание от своего отца, прожившего 135 лет и, будучи мальчишкой, находившегося среди первых назрановских поселенцев (Говзаме йоазош. Буро, 1931: ‘Т1алг1ай мехка хьалхарча х1амай^). По этому  преданию освоение Назрановской поймы (урочища) не было стихийным. Оно происходило планомерно: был избран предводитель-организатор (баьчча) Орцха Карцхал из рода Мальсаговых: от 80-ти родов, проживавших в Ангуште, по всенародному установлению способом жеребьевки выделили по 10 семей; все они единой массой двинулись к Назранке; произвели жертвоприношение белого быка; посреди поселения была на четырех столбах поставлена сторожевая вышка (башня), которая называлась ‘Тоди-г1ала’\

Попутно заметим, что в те времена на равнинах было полное безвластие. На них хозяйничали и соперничали феодальные дружины северо-кавказских народов. Мирные поселенцы неминуемо подвергались разграблению, уводу в плен. Надо отдать должное нашим предкам, которые хорошо понимали, что их сила в единении, что обосноваться на равнине они смогут лишь сплотившись в большой и дружный коллектив, способный противостоять внешней опасности. Чем не пример для нас, потомков? Особенно сегодня!

Произведем приблизительные арифметические подсчеты. В прошлом ингушские семьи были многочисленными, т.н. «патриархальные семьи» (этнографическое определение) могли насчитывать до 50-ти человек. Тем не менее, возьмем самую заниженную цифру — 10 человек. Т.о. если от восьмидесяти родов выселялись по 10 семей от каждого рода, то получается, что

первопоселенцев Назрани было, как минимум, 800 человек. Через год-два эта цифра видимо дошла до тысячи, т.к. подселились еще двадцать дворов. По тем временам поселение в 1000 человек являлось весьма крупным. Наверное заселение было скорым и многочисленным. Поверить этому позволяет Поручительный акт генерала Дельпоцо ингушским старшинам в 1810 году, в нем отмечается, что ингуши живут: «в окружности кр. Владикавказской, в деревне, находящейся при урочище, именуемом Назран, и прочих местах, составляющих вольный и никому независимый народ». Среди всех ингушских обществ той поры генерал выделяет два самых крупных — вокруг Владикавказа (Ангушт и др.) и урочище Назран. Это прямое свидетельство того, что к тому времени в Назрановском поселении проживало заметное число людей. Ясно, что большая масса людей могла там образоваться в течение ряда лет, а не 10-15 лет.

Можно представить себе: если Ангушт мог безболезненно позволить себе выделить порядка тысячи человек, то сколь густонаселенным он был. Вряд ли можно усомниться в том, что оставшихся в Ангуште было много больше выселившихся.

Значит, непреложно следующее: уже в 18 веке Ангушт был у нас крупнейшим населенным пунктом, своего рода столицей тогдашней Ингушетии. Ее центром в исторические времена был издревле, в горах, Эгикал (профессор Л.Семенов называл его древнейшей нашей столицей), затем с 15-16 вв. с движением горцев с гор на ровные места предгорий «столицей» был уже Ангушт. Из него шло в 18 в. дальнейшее продвижение на равнинные земли. С середины 19 в., когда ингушей вытеснили из Владикавказа, Ангушта и близлежащих сел, «столицей» было Базоркино (в 1924 г. в нем была объявлена наша собственная государственность).

А если заглянуть в доангуштинские времена? Конечно же, многое тут покрыто тайной. И все же… народная память сохранила

сведения и о том времени. По всем сведениям горная Ингушетия состояла из родо-племенных обществ Кхаькхале, Цхьори, Чулхой, Фаьппий, Орстхой, а также к ним примыкали родо-племенные образования Кей, Галай, Аккха, Мелхиста… В большей своей массе эти родо-племенные общества Кхаькхале, центральной для всех обществ (и даже части грузинских горцев) была святыня Ткабя-ерды, христианский храм времен Давида и Тамары. По преданию «Объединение страны» (рассказал в 1974 г. Инал Керимович Цуров, житель Джераха; опубликовано: ‘Т1алг1ай фольклор», Грозный, 1991) это общество, занимающее центральное положение, выступило инициатором объединения всех ингушских племен, обществ, родов. Основная цель этого объединения, по преданию, едиными силами противостоять внешней опасности, сообща освоить предгорные места, где затем и был основан Ангушт.

Можно верить, что инициаторами этого всенародного акта были именно «кхаькхалинцы». Так, даже много позже, в 1810 г., очередной договор с Россией подписали именно представители родов общества Кхаькхале. Подписали от имени всего ингушского народа.

Это великое событие — объединение всех сил — произошло на месте древней святыни «Кхо жТарг даг1а моттиг» — подножия святой горы Щайлоам — трона бога громовержца-воителя Селы. В память об этом договорном акте консолидации нашего народа при стекающем с горы ручье были установлены три каменных обелиска. Сегодня они безжалостно снесены при прокладке дороги (дважды выступал в печати с призывом восстановить эту древнюю святыню, — безрезультатно).

Ангушт связан с горной Ингушетией тремя дорогами: 1. по Дарьяльскому ущелью (Тирк-Ч1ож); 2. из Эгикала через Куолой-лоам и местности Сугал; 3. из места башен Мецхал и Байни через перевал Гирт1е и по ущелью Гир-ч1ож. Горцы поведали, что есть

еще дороги из горного аула Гули, но проходить по ней мне не приходилось. При основании Ангушта и близлежащих поселений ингуши двигались с гор по этим дорогам, кому откуда было удобнее. Из Ангушта до местности Сугал; и до перевала Гир-rle проходили две аробных дороги. Сообщение с Ангуштом по этим трем дорогам, хотя и трудно назвать легким, но все же лучше, чем сообщение по Ассинскому ущелью, пройти по которому без наведения переправ невозможно.

Жители аула Байни (самого высокогорного у нас, расположенного на южной стороне святой горы Маьтлоам -Столовой) рассказали такую подробность: у выселявшихся в долину Таре-аре (Ангушта) жилые постройки были турлучные, но укрепления они строили из камня и дерева. Узнав, что можно делать кирпичи из глины (саманы), они делали их, добавляя в глину козий волос (не пух), по незнанию, что можно добавлять солому. Как-будто пустяковая деталь, но она весьма характеризует горца, осваивающего новые места и новое ремесло.

Какой веры придерживались ангуштинцы, организованно и компактно выселившиеся и освоившие уже в 18 веке равнинные пространства?

В предании М.К.Аушева, которое мы приводили, сообщается довольно много ингушских имен (Орцха Карцхал, Довт, Чожа, Чомакх, Тода, Акхбе, Боткъа, Тиймаж, Баьтара Пейтий). Среди них нет ни одного мусульманского имени. Да и обряд заклания жертвенного быка напоминает домусульманские ритуалы. К тому же, уже после выхода на равнину, в 1810 г. ингуши еще клялись языческой святыней Гальерды (почему второразрядным Гальерды, когда самым почитаемым в то время был Ткобя-ерды, непонятно). Однако, если допустить, что эти колонизаторы равнинных земель не были в лоне ислама, то как же понять сообщение В.Багратиони, сделанное им еще в середине 18 века о том, что ангуштинцы «по вере   магометане»? Можно предположить,   что какая-то

верхушечная часть ингушей, а именно с ней, разумеется, имел беседы (и гостил у них) В.Багратиони, исповедывала ислам, а простая масса еще придерживалась исконной отцовской религии. Об этом ярко свидетельствует реплика в упомянутом предании врага назрановцев (приверженца ислама), что-де им, мусульманам, в засаду засел клыкастый кабан («к1омсар яьккха нал^). Это сказано об укрепившейся Назрани. Подобное сравнение встречается в предании и в другом месте. Вообще, в первой половине 19 века в Ингушетии был большой религиозный хаос, столкнулись интересы трех религий: дедовской, ислама, христианства.

Ангушт для нас свят и тем, что слова «ингуш», «Ингушетия» идут от его названия. В этом нет ничего необычного, вспомним, «москали» (от Москва), «чеченцы» (от Чачан).

Однако представляются неубедительными попытки объяснить (этимологизировать) «Ангушт» из смысла трех слов: «ан» -плоскость, горизонт; «гуш» — видеть; «т (те)» — обозначение места. Путем такого расчленения, а потом и соединения получается, якобы, «Место, где видна равнина (горизонт)». Думается, что это далеко не так, что тут много натянутого и неубедительного. Виною подобных объяснений (этимологий) является неверное стартовое положение, т.е. попытка объяснить ингушское содержание термина через его русские написание «Ангушт». Самое первое условие правильного объяснения топонима и пр. — это взять за исходную его форму произнесения на родном языке. Ведь «Ангушт» — это русское написание названия села. Однако ингуши никогда это село так не называют. Они произносят «Онгашт». Вот эту форму и надо брать за исходную, и тогда приводившееся толкование становится безосновательным. Попутно замечу, что хотя по-русски пишут и говорят «ингуши», местные пожилые казаки называли ингушей не по-писанному, а по-ингушски произносимому «онгуши».

Все вышеприведенное об истории Ангушта неопровержимо доказывает древность ингушского поселения, два-три столетия назад являвшегося чуть ли не центровым для всей Ингушетии. На фоне неопровержимых фактов подстрекательски звучат утверждения национал-псевдоисториков ученых, что-де «Ангушт^ вовсе не ингушское поселение; его-де ингуши в гражданскую войну кровью оторвали от казаков, которых нещадно уничтожили. Что еще более подлого можно ожидать от сталинско-бериевских последышей! Вражду между казаками и ингушами разжигали и при царе, и в годы гражданской войны, и вот появились новоявленные геростраты—поджигатели. Прошли времена, когда из ингуша лепили образ злодея. Ингушам не свойственна национальная нетерпимость, но им также несвойственно и христианское подставление второй щеки.

Из древних ингушских святынь — Ангушта и Буро — ингуши изгонялись три раза: при царе и в гражданскую войну, в 1944 и в 1992 годах. Сколь ни были бы упорны силы, стремящиеся лишить ингушей своей родины, злопыхатели и любители чужого добра никогда не добивались и не добьются желаемого результата. Это показала история: из всех сложных исторических перипетий ингуши всегда выходили более закаленными и более жизнеспособными. Несмотря на упорное противодействие, ингуши возвращаются в очередной раз и навсегда на свою историческую, потом и кровью обильно политую землю предков.

Закончив краткое повествование об Ангуште, необходимо в нескольких словах остановиться на двух затронутых выше вопросах: о времени основания Назрани и о присоединении к России.

В предании, записанном М.Аушевым, утверждается, что назрановские места были освоены в 1764 году. Как уже сказано, Штедер в 1781 г. видел в Назрановской местности ингушские сторожевые   посты.  Но посты заметны,  поскольку они

возвышаются над местностью, а поселения могли быть Штедером не замечены, т.к. вся эта местность была покрыта густыми лесами (как говорят в народе, олень не мог сквозь них продраться). Можно считать датой образования назрановского поселения 1781 год, поскольку, помимо Штедера, на это указывает в названном предании упомянутое сражение назрановцев с напавшими на них врагами. Вопрос о дате образования Назрани еще не получил в науке своего обоснования. Есть над чем подумать.

Факт дачи ингушами присяги в 1770 г., надо думать, был настолько всенародным и примечательным, что И. Гюльденштедт посчитал нужным уделить ему недельный срок. Он специально выехал из Моздока в Ангушт, чтобы стать свидетелем этого события. На его важность указывает и то, что оно длилось три дня — 4, 5 и 6 марта. Не зря месту принятия присяги было дано название «Бартабосе» — Склон согласия. Со временем на этом месте образовался хутор с тем же названием. В печальном 1944г. карателями там были обезглавлены застигнутые жители, головы были воткнуты на колья. В 1958 г. я на месте Бартабоса видел только следы фундаментов некогда бывших там построек.

Из разных исторических источников известны даты заключения договора с Россией: 1764, 1768, 1770, 1810^ 1991 (всенародный референдум). Менялась историческая обстановка, происходили изменения во взаимоотношениях империи и ее окраинных народов, возникали обстоятельства, требующие подтверждения ранее заключенных договоров. Поэтому дат много. Возможно, что дата 1770 г., приводимая очевидцем и участником И.А.Гюльденштедтом, наиболее реальная. По старым картам Ингушетия числится в составе России уже в 18 веке, тогда как по тем же картам ни один другой северокавказский народ в ее составе еще не находился. Определить более раннюю и более всенародную дату соединения судеб России и Ингушетии — одна из важных задач нашей сегодняшней исторической науки.

Приближается самый дорогой для нас праздник «День республики Ингушетия», который мы всенародно будем впервые (ранее было не до праздников) торжественно отмечать 4 июня 1996 г. Когда четыре года назад была провозглашена наша республика, я в газетном отклике, выражая свой восторг столь знаменательным для нас событиям, приписал, что еще найдутся силы, которые будут чинить молодой республике всяческие препятствия. К сожалению, предположение оправдалось: чинили не раз, но, не вышло… Однако, никто из ингушей не мог бы предположить другое, что именно в нашей среде найдутся враждебные республике личности, стремящиеся расколоть наше единство. Конечно, они погоду не делают и все же… за республику обидно.

Какие могут быть личные амбиции, когда речь идет о всенародно значимых делах! Пусть лучше каждый из нас сам себя почаще спрашивает: «Что я сделал, что я делаю для процветания моей молодой, гордой, жизнестойкой, процветающей и любимой республики?».

В преддверии нашего всенародного праздника хочется завершить эту статью словами Н.Ф.Яковлева, которые актуальны и сегодня. Через год после образования нашей автономии, в 1925 г. он в своей работе «Ингуши» четко отметил следующее:

«Теперь ингуши получили, наконец, возможность нормального развития экономических и политических основ своей жизни. И надо им отдать справедливость, своей упорной волей к жизни в течение многих десятилетий они сами добились этого. Такая необычайная энергия, такое упорство в борьбе за поставленные цели и выдвинули ингушей на одно из первых мест».

Ибрагим Дахкильгов,  профессор

Газета «Сердало» 28 мая, 1996г., № 22(8421), с.З.