Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Поездка в Хевсурию. — Дорога в Хамхаты. — Перевал чрез Главный хребет. — Шатиль — Осада его в 1843 году. — Подвиг трех хевсур. — Путь чрез непокорные общества. — Митхо. — Кистины. — Цори. — Ночлег. — Каменный крест. — Галгаевское общество. — Путь до Владикавказа.

По стечению разных обстоятельств, мне пришлось оставить службу в округе. Чтобы с пользой употребить последнее время; я занялся составлением некоторых предположений, в отношении этого края. Вследствие этого, я был вытребован в Тифлис, и генерального штаба полковнику В. было поручено осмотреть и поверить на месте все представленное мною. Это было в Марте 1848 года. Жестокая зима царствовала в горах. Страшные сугробы снегу почти прервали сообщение, и на местах деревень виднелись одни закопченные верхушки башень. Время самое неудобное для подобного путешествия; но необходимое, чтобы убедиться во всех препятствиях, встречаемых местною властью.

Мы оставили Тифлис, погруженный в цветущую зелень садов, с толпами туземцев, встречающих весну, под открытым небом, песнями с акомпаниментом зурны и бубна. Группы [262] модных львов, гуляющих по Головинскому проспекту, кавалькады, пикники, одним словом, разгар весенних удовольствий, все это невольно-заставляло жалеть о разлуке с городом. Мы отправились в Тионеты, где было еще порядочно холодно и снег покрывал ближние горы. Отсюда, на другой день, мы уехали к селению Жинвали — соединению двух Арагв: гудомакарской с пшавской; после, по ущелью последней, до урочища Орцхали, где опять соединяются две Арагвы: пшавская с хевсурскою. До этого места, дорога не представляла особенных трудностей; но миновав первую деревню Хевсур-Барисахо, началась борьба наша со всеми ужасами грозной природы. Не совершив подобного похода, почти невозможно составить себе понятия о неимоверных трудностях и опасностях, испытанных нами при проходе ущелья Арагвы до селения Хахмат, лежащего у подножия перевала чрез Главный хребет. В некоторых местах, снега образовали по обеим сторонам ущелья перпендикулярно отвесные стены, и не было другого пути, как по заваленному огромными камнями руслу реки, катившей с шумом не волны, а целые массы пены. Держа друг друга за руки, опираясь на остроконечные палки, мы кое-как переступали, чуть не опрокидываемые сильным напором воды. Местами, снежные завалы, обрушившиеся с противоположных сторон в одно время, сталкивались над [263] рекой, образовывали своды, оледенялись и спирали поток, просасывавший себе дорогу под этими живыми мостами; нам приходилось карабкаться на них, проходить, слыша на каждом шагу треск снежного свода, грозящего обрушиться и погребсти нас под собой… С шести часов утра до сумерек, мы прошли около десяти перед и добрались до Хахмат. Я не обратил никакого внимания на удобства ночлега, зная наперед, чего можно ожидать от хевсурской сакли, где люди живут вместе с овцами, коровами, телятами, где лучи солнца и свежий воздух совершенно незнакомые гости; где дым смолистого растения дэка, употребляемого в топливо, живет безвыходно. Не скинув даже мокрой обуви, я уснул мертвецким сном.

Погода, накануне мрачная, к утру прояснилась. Безукоризненная, синева неба чудно гармонировала с белизною снегов, плотно покрывавших все окрестные горы. Солнце, во всем своем величии, бросало яркие лучи, играя миллионами блестящих искр на макушках гор. Было восемь часов, когда мы тронулись в путь. Начался подъем…. Но как тогда силы оставляли меня от сверхъестественного напряжения, так теперь они оставляют меня от недостатка слов, и я лишен возможности передать наше путешествие чрез Велькетильский перевал! Мне самому даже не верится, теперь, чтобы человек мог столько перенести. Главное [264] затруднение было в том, что на каждом шагу мы, буквально, погружались по-пояс в снег, и глаза страшно страдали от сильного блеска солнечных лучей, отражавшихся на этом снежном море. Спуск к ущелью Аргуна мы должны были совершить на бурках, съезжая на них с высоты нескольких сажень, как на салазках…. Поздно вечером добрались мы до Шатиля и расположились в знаменитой башне, где провел целую зиму грузинский царевичь Александр, скрывшийся здесь после усмирения кахетинского восстания 12 года.

Шатиль, хавсурская деревня, на границе с непокорными кистинскими обществами, имеет не более шестидесяти или семидесяти человек, способных носить оружие. Но эта горсть людей, живущая в постоянной тревоге и опасности, привязанная к своему родному гнезду, соединяет с необыкновенной силой воли самый воинственный дух. Они не только защищают себя от всех неприятельских покушений, но сторожат вход в остальную Хевсурию, составляют ее непоколебимую твердыню, и пользуются зато общим уважением, играя роль национальной аристократии. В 1843 году, известный наездник и помощник Шамиля, Ахверды-Магома, с пятью тысячами чеченцев, окружил Шатиль, требуя покорности от его жителей. Запершись в своих неприступных башнях, они три дня держались противу этой грозной толпы, убили [265] Ахверды-Магому, более пятидесяти человек его людей, и заставили их отступить. Из двух шатильцев, попавшихся в плен, один был зарезан на могиле павшего наездника, а другой успел бежать. Кажется трудно верить подобному событию; но Кавказ страна чудес, и за одиннадцать лет моей службы здесь, я видел много примеров баснословной отваги и геройских подвигов. Да вот не далее, как при этой же осаде Шатиля: трое хевсур из с. Гуро шли в Шатиль по своим делам. Когда они достигли высоты над правым берегом Аргуна и увидали неприятельскую толпу… вы думаете, они убрались по добру по здорову назад? Ничуть не бывало: сложив наскоро из камней небольшой завал, они из своих длинных винтовок начали бить на выбор людей в толпе. Неприятель только к утру заметил, что его кто-то поражает в тыл и, боясь быть отрезанным подоспевшими на помощь жителями округа, поспешил отступить, не открыв трех удальцов, сидевших в нескольких шагах от дороги!

Во что бы ни стало, нам нужно было пробраться из Шатиля в Владикавказ, чтобы осмотреть это пространство, очень мало известное. Промежуток между этими местами занят несколькими немирными кистинскими деревнями и большим Галгаевским обществом, недавно покоренным. Мы рисковали положить головы, или, еще хуже, попасть [26] в руки чеченцев; но «смелым Бог владеет»: мы положились на русское «авось» и пустились в путь, в сопровождении трех шатильцев испытанной храбрости, отлично знавших все тропинки, по которым они нераз пробирались за добычей. У них есть очень много друзей (кунаков) между кистинами, у которых, как у самих хевсур, существует славный обычай узмобилоба (братство). Два человека, оказавши взаимную услугу, или, просто, желающие сдружиться, предлагают исполнить обряд ненарушимого братства. Они наполняют какой нибудь сосуд водкой или ячменным пивом; старший, или более богатый, бросает туда серебряную монету, и оба по три раза пьют, цалуясь после каждого глотка; за тем желают друг другу победы над врагом, дают клятву быть братьями и не пожалеть один за другого крови. Обычай этот, освященный веками, так соблюдается, что нередко бывали примеры, где названный брат шел на явную смерть за своего друга, делался кровоместником за него и даже за его родных. Такого брата имел и я между кистинами еще с 1846 года, которому не раз посылал подарки и получал от него самые верные сведения о всех происшествиях в Чечне. Вся надежда наша состояла в этих друзьях.

Пройдя несколько верст по левому берегу Аргуна, мы поднялись на возвышенную плоскость, на [267] которой лежит небольшая кистинская, деревушка Джарего. К счастью, мы застали дома одного из друзей, с радостью вызвавшегося провожать нас до самого Владикавказа. Спустившись в ущелье, занятое шестью деревнями враждебного общества Митхо, мы прошли его благополучно, не встретив ни одного человека. Не более шести верст прошли мы от Шатиля, а какая заметная разница в характере местности, в постройке домов, в физиономии, костюме и вооружений жителей! В Хевсурии горы — масса скал, изредка поросших соснами; здесь они гораздо ниже, покатости совершенно голы, деревни не так стеснены, дома лучше сложены, по углам каждой деревни симметрически расположены башни. Кистины говорят чеченским наречием, одеваются по черкески, в ногавицах и чувяках; винтовки в войлочных чехлах за туго-стянутым поясом, на котором висит огромный кинжал, оправленный в серебро пистолет; шашек почти не употребляют; лошадь — редкость. Походка и все движения кистин не обыкновенно грациозны, и вообще физиономии их очень привлекательны; бритые головы и подстриженные бородки — признак магометанства; но они очень плохие мусульмане, не смотря на все старания мюридов. У них еще видны остатки некогда бывшего здесь христианства, смешавшегося с исламизмом и язычеством; поэтому, догматы их веры определить трудно: они [268] называют христиан неверными, а уважают св. Георгия; они бреют головы, не едят свинины, имеют по нескольку жен, вступают в брак с своими невестками, а не делают никогда намаза и не имеют ни мулл, ни мечетей. О кистинах можно решительно сказать, что они живут «без власти, без закона». В каждой деревне есть кто нибудь, кого считают старшим, и кто пользуется некоторым уважением; редко только, в очень важных случаях, враги передают решение своего спора на суд нескольких стариков, хорошо знающих все древние обычаи.

Из митхойского ущелья нам предстоял небольшой подъем. Взобравшись на него, мы увидели почти все окрестные кистинские общества; за ними, постепенно расширявшееся ущелье Аргуна, поросшее густым лесом; множество горных хребтов, пересекавшихся в разных направлениях, кое-где покрытых снегом, и все это слитое на горизонте с отдаленной синевой Черных гор, в глубине Чечни. После спуска был опять подъем то по снегу, то по камням, и эта дорога так утомила нас, что наши израненные ноги уже отказывались служить; а нам предстояло еще миновать селение Гул и добраться до Цори, где мы надеялись найдти безопасный ночлег у одного кунака.

Уже было совсем темно, когда лай собак известил нас о близости деревни. Пока один из [269] наших проводников пошел предварить цоринца о неожиданных гостях, мы более часа просидели на снегу, дрожа от холоду. Цоринец Бехо принял нас очень радушно. В Кунацкой комнате пылал огонь; пол был закрыт белыми войлоками. Нас окружали женщины и дети, смотревшие с любопытством и страхом на грозных «урус», про которых они не забыли еще с 1832 года, когда наши войска с бароном Розеном громили их. Хозяин зарезал теленка, сварил его и представил пред нами в большем котле, предоставляя каждому брать руками; вместо приборов пред нами положили небольшие деревянные ложки; вместо хлеба подали в другом котле вареные лепешки. По обычаю чеченцев, хозяин ни за что не садится с гостями, а прислуживает им; подавая кому нибудь воду, снимает шапку и стоит так, пока ему не возвратят кувшина. По окончании ужина, хозяин сел в углу, поел немного и остатки передал в другую комнату семейству.

Наш митхойский проводник оказался виртуозом; ему принесли трехструнную балалайку формы треугольника, и он целый час распевал нам самым заунывным голосом чеченские песни, невольно наводившие грусть. Концерт кончился очень грациозной и живой пляской нескольких мальчиков, ловко становившихся на носки. Когда мы легли, хозяин каждого из нас погладил шапкой [270] по телу, приговаривая: дыкин буис, т. е. доброй ночи.

Было еще темно, когда мы тронулись из Цори, взяв с собою нашего хозяина. Не вдалеке от деревни, на холме, стоял покрытый мхом большой Крест, высеченный из цельного камня. Я невольно задумался над этим памятником бывшего здесь когда-то христианства. Сколько поколений пережил он, сколько интересных происшествий мог бы рассказать! Цоринец говорил, что предки их были христиане, и крест этот поставлен будто одним из их предводителей, после победы над мусульманами.

С полным восходом солнца достигли мы Ассы и разбросанных по берегам ее галгаевских деревень. Все пространство, до поворота реки к северу, представляет ряд небольших холмов, поросших мелким кустарником. Местность вообще очень живописная и резко отличается от ущелий Главного хребта, везде дико однообразно. Галгаевцы ничем не разнятся от других кистин; они, должно быть, только богаче своих соседей: в одежде и Отделке оружия видна некоторая роскошь; часто попадаются верховые; женщины миловиднее и одеты опрятнее: их длинные шелковые сорочки и ахалуки обшиты позументами собственного изделия. Мы приближались к лесистому Перевалу на Тарскую долину, где более всего должно было опасаться [271] шляющихся здесь хищников. Но, по словам шатильцев, мы предприняли путешествие при благоприятном течении небесных светил и под покровительством св. Георгия, ибо прошли и эти места благополучно. Расставшись с густым лесом, покрывающим весь хребет левого берега Ассы, мы вышли на долину, заселенную ингушами. Какая опять разительная противоположность с прежними местами! На совершенно ровной местности разбросаны деревни, обнесенные заборами; домики из плетня, с Камышевыми крышами; у ворот деревень вышки, на которых стояли часовые, зорко оглядывавшие всю окрестность. На всех кладбищах поразило меня множество разноцветных значков, воткнутых в могилы. (Они ставятся убитым в делах).

Сделалось совсем темно. Дождь полил как из ведра. Я едва держался на лошади, а по словам проводников до Владикавказа оставалось еще часа три езды. Нечего делать; тащились кое-как, рискуя на каждом шагу наткнуться на каких нибудь оборванных байгушей ⁴⁴, рыскающих подобно голодным волкам. Мы ехали в совершенном молчании. Вдруг оно было прервано пушечными [272] выстрелами. Из уст наших невольно вырвалось восклицание: «мы погибли!…» Но чрез несколько минут все утихло; мы проехали еще с версту, не понимая, что значат выстрелы, как с небольшого холма увидали свет, и до нас долетели звуки колоколов. Предоставляю всякому вообразить себе наш восторг, когда пред нами растворились ворота крепости, и первым словом было: «Христос воскресе!…»

Многие решительно не верили нашему путешествию, удивлялись нашей решимости и нашим оборванным чеченским костюмам, в которых мы очень походили на беглецов….

Текст воспроизведен по изданию: Десять лет на Кавказе // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 113. № 451. 1855

Комментарии

1. Деревня шамхальского владения, в семи верстах от укрепления Темир-Хан-Шуры.

2. Сакли, по грузински — дом.

3. Арба — двухколесная, неуклюжая телега.

4. Большая часть русских называет совершенно неправильно осетинами всех жителей по военно-грузинской дороге. Там живут: мохеви, мтиулы и будашакарцы, говорящие грузинским языком. Осетины же — особый народ, занимают часть хребта, вправо от дороги.

5. Чадра — покрылало.

6. Коши — особый род туфлей, на высоких, железом окованных каблучках.

7. Духан — кабак.

8. Папах — шапка.

9. Чуха — кафтан с откидными рукавами, подобие польского кунтуша.

10. Муша — так называют бедных имеретин, приходящих в Тифлис заработывать хлеб переноской разных тяжестей.

11. Каламаны — обыкновенная обувь в Грузии, из сыромятной кожи.

12. Чувяки — сафьянные башмаки.

13. Кро — называют в Грузии армян-переселенцев из Турции и Персии, вышедших оттуда в числе нескольких тысяч семейств, во время наших войн 1826 и 1827 годов.

14. Тулух-чи — развощик по городу воды.

15. Хабар-да — пошел, сторонись, роди.

16. Зурна — инструмент в роде кларнета, только без клапанов.

17. Пожарный — называют в Тифлисе особый класс забубенной молодежи, ведущей разгульную, нескромную жизнь, готовой на всякую шалость.

18. Дардиманд — лихач, удалец-кутила.

19. Румби — огромный бурдюк, из цельной кожи буйвола или быка.

20. Мейдан — площадь, по татарски.

21. Слободками называются в Тифлисе две улицы, одна за арсеналом, другая за казармами Саперного баталиона, населенные женатыми солдатами.

22. Все эти слова однозначущи: что нового?

23. Азарпеша — серебряная ложка в роде разливной.

24. Кула — имеретинский кувшинчик с длинным горлышком.

25. Батоно — господин.

26. Бичи — человек, собственно по грузински бичи — мальчик.

27. Тари — инструмент в роде большой балалайки, с металлическими струнами.

28. Руставели — знаменитый грузинский поэт времен царицы Тамары.

29. Шоти — хлеб.

30. Бозбаш — суп с бараниной.

31. При этом упоминают фамилии князей — более почетных.

32. Толубаш — глава (законадатель) пира; ему обязаны подчиняться безусловно все пирующие.

33. Алла-верды — бог дал.

34. Яхши-ол — будь здоров! многие ошибочно переводят это слово — «добрый путь», полагая, что это соединение татарских слов: яхши (хорошо) и иол (дорога); но это не иол, а ол (будь), повелительное наклонение глагола ол-мах (быть).

35. Нарди — персидская игра; доска на подобие шахматной, а шашки передвигаются по счету точек, означенных на двух квадратных косточках, бросаемых играющими.

36. Цхра — по грузински девять; это число считается в игре высшим выигрышем; довольно азартная карточная игра.

37. Асунас — тоже игра в 20 карт.

38. Чихиртма — кислый соус.

39. Шампури — вертел.

40. Мцвадеби — шашлыки, кусочки жареного мяса.

41. Гуда — кожаная сумка, носимая за плечом.

42. Штаб-квартира Тифлисского Егерского полка.

43. Муганло, это имя встречается очень часто между татарскими деревнями; по дороге из Тифлиса в Закаталы, есть две такие деревни: на Иоре и на Алазани.

44. Байгуш — бездомный, бедняк, живущий на счет ближнего.

Текст воспроизведен по изданию: Десять лет на Кавказе // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 113. № 451. 1855