Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Генерал царской армии Сафарбек Мальсагов прожил достаточно долгую жизнь. Однако вторая половина отпущенных ему судьбой 76 лет жизни вобрала в себя столько горьких и драматических событий, что их трагизм становится вровень с ранней смертью обоих его детей — сына и дочери.
В начале его жизни ничто не предвещало столь незаслуженно тяжкого ее конца. Родился Сафарбек 26 июля (по старому стилю) 1868 года во Владикавказе — административном центре Терской области. Происходил он из семьи, основатели которой за многолетнюю службу России были причислены к сословию потомственных дворян Терской области. В детстве и в юности жизнь его шла по заведенному тогда среди людей его сословия образцу.
Среднее образование получил во Владикавказском реальном училище. По-видимому, 17-летний Сафарбек не испытывал серьезных сомнений и в выборе дальнейшего пути. Самым естественным его продолжением была военная карьера: среди ближайших его родственников было много военных, в том числе и дослужившихся до командных должностей в гвардии и в царском конвое.
Однако путь к военной карьере в то время лежал через службу рядовым в армии. Поэтому в 1885 году через три месяца после окончания реального училища он поступает рядовым на правах вольноопределяющегося в 45-й драгунский Северский полк. Через год сдал вступительные экзамены и был зачислен на учебу в престижное Елисаветградское кавалерийское юнкерское училище. Окончив его в числе лучших по первому разряду, он был определен на службу корнетом в 9-й драгунский Елисаветградский полк.
Вскоре С. Мальсагов был переведен в г. Темир-Хан-Шуру (ныне г. Буйнакск) поручиком Дагестанского конного полка.
Здесь он встретился со своим земляком — поручиком того же полка Асламбеком Котиевым. Военная судьба обоих будет связана практически неразрывно вплоть до конца лета 1919 года. В службе Сафарбек был старателен.

Круг обязанностей и увлечений молодого офицера был многогранен: командир сотни, член, а впоследствии председатель полкового офицерского суда. Привлекался к помощи органам управления Дагестанской области в организации переписи населения, уточнении сырьевых ресурсов края. Увлекся стрелковым спортом и несколько раз получал призы на окружных стрелковых соревнованиях. В 1904 году становится подполковником того же Дагестанского конного полка, приравненного по своему военному статусу к драгунским полкам русской кавалерии.
Вот некоторые сведения из служебной аттестации Сафарбека Мальсагова. В 1907 году был командирован в Тифлис для участия в комиссии по пересмотру положения о полку. Состоя помощником командира полка, подполковник Мальсагов не раз командовал полком во время отсутствия командира. Во всех этих случаях подполковник Мальсагов исполнял обязанности командира весьма успешно, как о том свидетельствуют приказы по полку. В 1909 году производится в полковники.
Как нетрудно предположить, жизнь этого человека вошла в прочное и хорошо накатанное русло, впереди его ждали должность командира полка, обычная служба, отставка и в общем-то обеспеченное и спокойное завершение жизни среди родных и близких.
Да, это так. Однако привычный и размеренный образ жизни был нарушен, когда в 1911 году ему предложили вступить в командование Осетинским конным дивизионом. У этого двухсотенного дивизиона, созданного летом 1890 года по ходатайству осетинского общества и поддержанного терской администрацией, сложилась непростая история. В 1897 году дивизиону было вручено знамя и он начал продвигаться к статусу частей регулярной кавалерии русской армии. Дивизион, как и Дагестанский конный полк, был зачислен в состав 3-й Кавказской казачьей дивизии. Но в период революции 1905-1907 годов в дивизионе произошли серьезные брожения, усмиренные жестко, с применением вооруженной силы. В последующие несколько лет сознательно насаждавшиеся не просто жесткая, а жестокая муштра и палочная дисциплина, проводившиеся без учета национально-психологических особенностей личного состава, почти вконец расстроили эту воинскую часть.
Накануне вступления полковника С.Т. Мальсагова в должность командира Осетинского конного дивизиона в газеты страны просочились сведения о порядках, царивших в нем. Даже привычная ко многому российская общественность была ошеломлена этими известиями. Кроме ставшего почти привычным явлением мордобоя, краж конского фуража и жалованья у всадников, нередки были случаи изощренного издевательства над подчиненными. Выяснилось, что за провинности всадников заставляли бегать впереди лошади, подстегивая уставших ударами нагаек, по нескольку часов скакать на неоседланных конях. Бывали случаи смерти нижних чинов от таких форм обучения военной службе.
Немало усилий приложил новый командир, чтобы выправить положение. Постепенно сложился хорошо подготовленный офицерский состав, группа требовательных и справедливых унтер-офицеров. Войсковая часть целенаправленно проходила школу воинской подготовки. Хорошие отношения установились с властями и населением Ставрополя — бессменного места дислокации дивизиона все предвоенные годы.
С самого начала Первой мировой войны дивизион в составе 3-й Кавказской казачьей дивизии был выдвинут на передовую линию. Уже 5 августа 1914 года дивизия прибыла на Юго-Западный фронт и была включена в состав войск 8-й армии генерала А. А. Брусилова. Кавказцам поручили обеспечивать тесную связь между 3-й и 8-й армиями на их стыке.
На австро-германском фронте с новой стороны стали раскрываться военно-организаторские способности С. Т. Мальсагова. Достигший почти пятидесятилетнего возраста, он, как и возглавляемая им часть, впервые участвовал в боевых действиях. И командиру и дивизиону вместе предстояло доказать, насколько подготовлены они к главному делу своей жизни — испытанию войной.
Буквально с колес, после высадки 5 августа в Шепетовке, 3-я Кавказская казачья дивизия совершила форсированнный конный переход и была введена в наступательные бои, развернувшиеся на пространстве между Львовом и Тернополем. В результате этих боев 8-я армия вступила в Галицию и к концу года вплотную подошла к стратегически важному городу — Перемышлю.
За отличия в этих и последующих боях полковник Мальсагов в январе следующего года был назначен командиром 1-го Дагестанского конного полка, втрое превышавшего по численности состав Осетинского конного дивизиона. В этом полку прошла основная часть его воинской службы, здесь его знали и уважали. Поэтому новый командир был встречен с энтузиазмом.
Из-за отсутствия материала нет возможности сколько-нибудь подробно осветить основные вехи боевого пути славного сына Ингушетии и России. И тем не менее расскажем об этом хотя бы коротко.
После затяжных и неудачных боев весны-лета 1915 года русская армия с изнурительными боями отступила от Пере-мышля. 8-й армии с большим трудом удалось отбить натиски врага и закрепиться на реке Буг. При этом отступлении пространственный разрыв между 3-й и 8-й армиями, в который устремились значительные австро-германские силы, в течение девяти дней оборонялся силами лишь трех кавалерийских соединений. Одним из них была сильно поредевшая в боях 3-я Кавказская казачья дивизия, вторым — бригада, которой временно командовал полковник Мальсагов.
Степень измотанности кавалерии была столь высока, что всадники приспособились использовать для отдыха всякую удобную минуту. Ни одно самое красочное описание военно-походной жизни не в состоянии конкурировать с описанием обыденных сцен, запечатленных очевидцами. Подобный эпизод зорко выхватил командир одной из казачьих дивизий. На коротких привалах ему нередко приходилось наблюдать следующую картину: спешившись с коня, всадник застывал стоя с вытянутой рукой, державшей повод. Он продолжал спать в таком положения, не замечая, что лошадь давно вырвала поводья и поблизости мирно щиплет траву.
Летом и осенью 1915 года войска Юго-Западного фронта продолжали отступление на линию Пинск — Луцк — Черновцы. В начале августа 3-я Кавказская казачья дивизия, приданная для усиления 24-му армейскому корпусу, принимала участие в жарком кавалерийском деле у украинской деревни Ракитно.
В полдень командир дивизии получил приказ поддержать наступление пехотных полков, окопавшихся в непосредственной близости от передовых германских позиций. Кавалерии предписывалось обрушиться на левый фланг противника, имея задачей не только сбить германцев с позиций, но и расстроить их тыловые коммуникации.
Прежде чем выйти на исходные рубежи для атаки, полкам дивизии пришлось проскакать четыре версты по низистой лощине под артиллерийским огнем. Уже в пути их настигла просьба командира 48-й пехотной дивизии по возможности ускорить атаку. Было ясно, что ситуация становится критической. На марше принимается решение начать конную атаку немедленно.
Конные батареи, быстро выехав на позиции, открыли беглый огонь как по окопам, на которые должна была вестись атака, так и по цепям противника, наступавшим на позицию русской пехоты. Почти одновременно с этим с левого фланга конную атаку начали четыре сотни 1-го Кизляро-Гребенс-кого полка. 1-му Дагестанскому конному полку было приказано, прикрываясь лесом, развернуться в линию, принять вправо от кизляро-гребенцев, перейти в строй для разомкнутой атаки и неожиданно навалиться на врага, отвлеченного атакой четырех казачьих сотен.
Конную атаку шести дагестанских сотен лично возглавил полковник Мальсагов. Когда они достигли первого ряда окопов, опомнившиеся немцы успели перенести на атакующих мальсаговцев огонь тяжелой и полевой артиллерии. Изрубив передовые цепи, дагестанцы под залповым ружейным и пулеметным огнем проскочили и вторую линию окопов, уничтожая артиллерийские и пулеметные расчеты и не отвлекаясь на преследование пустившихся в паническое бегство отдельных групп германских пехотинцев. Здесь дагестанцы соединились с кизляро-гребенцами. Совместную атаку не остановила и цепь пулеметов, выявившихся на третьей линии обороны противника. Только начавшееся наступление успевших подойти свежих сил противника заставило командира дивизии отдать приказ об отходе. Но к этому времени части русской пехоты, получившие, благодаря действиям кавалерии, столь необходимую передышку, успели привести себя в порядок и занять позиции для надежной обороны.
По словам очевидца, впечатляющим был сам отход кавказцев с поля жаркого боя. «Они шли спокойным шагом, — пишет он. — Скакали только лошади убитых и раненых, оглашая тоскливым ржаньем затихающую после боя равнину».
Что и говорить, события, о которых рассказывается, из наиболее ярких боевых эпизодов Первой мировой войны. Приятно сознавать, что столь выдающуюся роль в них играл сын нашего маленького народа.
Да, это было суровое испытание не только мужества и стойкости, но и командирского таланта Сафарбека Мальсаго-ва. Кавказцы в этом сражении понесли тяжелые потери. В дивизии было много погибших, общее число выбывших из строя достигло 323 человек. Многие продемонстрировали образцы отваги и мужества. Громкую и заслуженную славу среди боевых товарищей обрел и полковник Мальсагов. Воодушевляя подчиненных личным примером, командир появлялся в самых опасных местах. В середине боя близко разорвавшимся снарядом под ним убило верного боевого коня, привезенного на фронт с родного Кавказа. Но оглушенный взрывом полковник не покинул поля боя. В той, ставшей впоследствии знаменитой, конной атаке он был словно заговорен. До конца боя под ним был сражен еще один конь. Словно из описания средневековой хроники, командир, «с коня на конь пересядоше», продолжал бой и вышел из него без единой царапины. За героизм и мужество, проявленные в этот день, он был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.
Тяжелыми и упорными выдались для русской армии бои осени 1915-го — зимы 1916 годов. Войска Юго-Западного фронта, уступив противнику все завоевания 1914 года, к весне закрепились на собственной российской территории. Весь этот период 3-я Кавказская казачья дивизия, не зная отдыха, несла авангардную сторожевую службу, ее части и подразделения занимались тактической разведкой. Периодически вводимая в состав различных конных и армейских корпусов, дивизия участвовала и в упорных боях. Полковник Мальсагов в эти месяцы кроме вверенного ему полка временно командует различными бригадами своей дивизии. Отмечая его заслуги, командир 4-го конного корпуса в декабре 1915 года в приказе по корпусу писал: «Вспоминая работу отважной бригады полковника Мальсагова в боях у Белой Воли и на позициях у Тиховиж и на Струцени, рад от лица службы выразить признательность доблестному полковнику Мальсагову, командирам полков, офицерам, а лихим казакам и всадникам — мое горячее спасибо».
Весной 1916 года Юго-Западный фронт возглавил долго командовавший 8-й армией популярный в войсках генерал А. А. Брусилов. В течение двух месяцев, тщательно подготовив войска, добившись максимально возможного обеспечения всем необходимым, он в конце мая по приказу Ставки двинул фронт в наступление. После пятнадцати месяцев горьких неудач войска Юго-Западного фронта в течение первых же дней наступления добились ошеломляющего успеха. Уже к 10 июня было взято в плен 4013 офицеров и около 200 000 солдат, огромное количество вооружения и боеприпасов, военной техники.
Накануне этого наступления, вошедшего в мировую военную историю как «Брусиловский прорыв», С.Т. Мальсагов был произведен в чин генерал-майора со старшинством с 31 октября 1915 года.
В наградном представлении о его заслугах было сказано лаконично и емко: «Целым рядом упорных, продолжительных боев доказал свою храбрость, решительность и отличное знание военного дела, а также умение руководить действиями отряда из трех родов оружия. 6 августа лично вел в атаку 1-й Дагестанский конный полк, где под ним убито две лошади. В сентябре и октябре того же 1915 года временно командовал 2-й бригадой 3-й Кавказской казачьей дивизии в составе войск 4-го конного корпуса, неоднократно получая похвалу за свою выдающуюся отличную работу».
В дни знаменитого наступления войск Юго-Западного фронта 3-я Кавказская казачья дивизия по-прежнему оставалась в составе 4-го конного корпуса. Корпус оперировал на направлении Рафаловка-Ковель. В ходе боев за мощную укрепленную крепость Ковель дивизия несла сторожевую службу, обеспечивала связь между войсками, обходившими этот город с правого фланга. Громких дел не имела, но беспрестанно была занята работой незаметной, но очень необходимей для общего успеха дела.
Однако когда обстановка на фронте стала приобретать характер позиционной войны, чаще стали возникать бои тактического плана. Эти бои не оказывали сколь-либо заметного влияния на положение воюющих сторон, но воинам, в них участвовавшим, собственной жизнью приходилось рисковать точно так же, как и при стратегическом сражении.
Одним из таких боев в конце августа 1916 года руководил генерал С.Т. Мальсагов. У галицийского села Непле в сложном положении оказались два пехотных полка 46-го армейского корпуса. Стремительной конной атакой 1-го Дагестанского и 1-го Кизляро-Гребенского полков, которую он лично возглавил, генерал Мальсагов отбросил наступавшие цепи противника. При этом было уничтожено более двухсот австрийских солдат, захвачены пленные и богатые военные трофеи.
Командирский талант и личная отвага генерала были замечены в серьезной военно-исторической литературе. Эта атака, в числе 12 наиболее громких дел русской кавалерии (кстати, как и две атаки — мая 1915 и июля 1916 годов Ингушского конного полка), была описана генералом П. Н. Красновым в своем тактическом этюде о конных атаках за три первых года мировой войны.
«Все это,- писал он,- должно быть… изучено, разработано в стройную теорию для блестящего доказательства, что и в теперешних условиях войны конная атака кавалерии не только возможна, но всегда влечет за собою блистательный успех для атакующей части и такое поражение и расстройство неприятельских войск, какого никогда ему не нанесет ни артиллерийский огонь, ни атаки пехоты, ни газы, ни аэропланы».
На исходе 1916 года генерал С. Т. Мальсагов утверждается в должности командира 1-й бригады 3-й Кавказской казачьей дивизии. В его подчинение перешли одни из лучших полков кавказских казачьих войск- 1-й Екатеринодарский и 1-й Кизляро-Гребенский. Весной 1917 года он вновь замечен военным руководством и назначается командиром отряда, состоявшего из частей трех родов войск и действовавшего на правом фланге 8-й армии.
Весна 1917 года, как известно, период прогрессирующего разложения российской армии. Упадок дисциплины, дезертирство, митинговщина и прочие несовместимые с армейскими порядками явления принимали в войсках повсеместный характер. В таких условиях русская армия, созданная Петром I, готовилась к последнему в своей славной и великой истории наступлению. Назначенный незадолго до этого командующим Юго-Западным фронтом Л.Г. Корнилов ищет опору в надежных частях, стараясь воздействием их примера возродить воинский дух, порядок и дисциплину в войсках. До сих пор недостаточно привлек к себе внимание в российской военной истории тот факт, что в числе немногих частей и соединений армии, сохранивших достаточную боеспособность в этот период всеобщего развала и хаоса, подавляющее большинство составляли казачьи части и национальные полки.
Ход и итоги последнего наступления российской армии подтвердили это наблюдение многих очевидцев. Начавшееся с обнадеживающих успехов, июньское наступление вскоре застопорилось. Отряд генерала С.Т. Мальсагова, состоявший из его бригады, трех стрелковых полков, Осетинской пешей бригады и артиллерийского дивизиона, взаимодействуя с частями 16-го армейского корпуса, 19 июня захватил населенные пункты «Драгон и Хутана на левом берегу р. Бестшица Солотвинская и продолжает преследование врага», — сообщалось в оперативной сводке штаба Юго-Западного фронта.
Но уже в первых числах июля проявляются симптомы назревающей катастрофы. Во многих населенных пунктах перед своим отступлением германско-австрийские войска преднамеренно оставляют заполненные винные склады. Перепившаяся и дезорганизованная армия втянулась в грабежи. Первые её соприкосновения с перешедшим в контрнаступление противником повлекли беспорядочное отступление к государственным границам России. В этих условиях отряд генерала Маль-сагова в отведенном ему районе оперативного действия вместе с казачьими полками обеспечивает порядок и дисциплину, защищает местное население от грабежей и насилий озверевшей солдатской массы.
Войну генерал Мальсагов завершил на Западном фронте, куда осенью были переведены некоторые казачьи кавалерийские соединения. Начав войну почти в пятидесятилетнем возрасте командиром двухсотенного Осетинского дивизиона, он завершил ее в чине генерала, командуя отдельным отрядом. Только за военный период он был награжден орденами Святого Станислава и Святой Анны всех степеней, орденами Святого Владимира 3-й и 4-й степеней с мечами и бантом. Последнюю награду получил 14 ноября 1917 года. Был представлен к награждению Золотым Георгиевским оружием. Предстоит еще выяснить (впрочем, как и многое другое из его жизни) результаты прохождения этого представления через соответствующие инстанции.
Генерал Мальсагов практически до последнего дня существования старой армии не покинул фронта. Лишь к лету 1918 года попал он на Кавказ.
Добрался до Дона, затем до Екатеринодара. А в Ингушетии к тому времени установилась советская власть, искренне и активно поддерживаемая практически всем народом, чуть позже эта поддержка выразится в ожесточенном всенародном сопротивлении ингушей деникинским войскам, двинувшимся на нее с трех сторон. Итоги этого неравного противостояния: героическое сопротивление закончилось гибелью, увечьями сотен и тысяч мирных жителей. Были почти уничтожены селения Долаково, Кантышево, Базоркино, Кескем, Сагопши…
Ожесточенное оказанным сопротивлением, деникинское командование в ультимативной форме предъявило требование выплаты немыслимо большой контрибуции в денежной и иной форме. Кроме того, Ингушетия обязывалась выставить полностью экипированных за счет населения несколько конных полков. В это время, после долгих колебаний, генерал С. Т. Мальсагов принял предложение занять должность Правителя Ингушетии.
Труднейший, можно сказать, трагический выбор! С одной стороны обманутый большевиками народ, с другой — человек, понимающий всю гибельность для своего народа, для России в целом большевистского беспредела…
В жизни генерала словно повторялась судьба его прямого предка Марзагана, его сыновей и внуков Сурхо, Чожа, Гаити, на рубеже XVIII и XIX столетий выдвинувшихся в первые ряды людей из многих ингушских фамилий, определявших будущее своего народа. Теперь, в столь тяжкий для своего народа час, боевой генерал принимал на себя тяжелейшую ношу ответственности за его судьбу.
Тогда, в марте 1919 года, он не мог не знать, что деникинское командование искало только лишь мало-мальски основательного повода, чтобы обрушить карательные акции на Ингушетию за ее объективно пробольшевистские позиции (это другой вопрос, почему ингуши за год до этого столь единодушно поддержали большевиков). Анализ деятельности кратковременного пребывания заслуженного генерала в должности Правителя Ингушетии дает основания сделать ряд выводов об избранных им приоритетах в своей работе.
Прежде всего С.Т. Мальсагов окружил себя надежными соратниками. Его помощником по военной части был назначен полковник Мустаби Мусиевич Куриев. Человек, сам пробивший себе дорогу в жизнь, в неполные 14 лет оставшийся круглым сиротой, Куриев не только дослужился до должности начальника крупного отряда пограничной стражи в Туркестанском военном округе, но и помог выйти в люди девятерым своим младшим братьям. Зрелыми и ответственными людьми были остальные помощники С. Мальсагова.
Первым делом он попытался успокоить взбудораженное общественное мнение. Исключил режим политической митинговщины. Для водворения общественного порядка способствовал созданию дисциплинированного Шариатского полка во главе с известным и уважаемым богословом Тарко-Хаджи Гардановым.
Все это позволило практически искоренить общественную преступность в Ингушетии. Достигнув состояния относительного спокойствия в Ингушетии, генерал основные усилия обратил на восстановление хотя бы минимального экономического благополучия разоренных военными действиями земляков. Если принято судить о пользе деятельности того или иного государственного деятеля по реальным результатам, то в его актив можно занести многое. Так, ему удалось предотвратить даже начало сбора огромной контрибуции, наложенной белыми на все ингушское население. Это спасло от полного разорения большую его часть. При нем не были пересмотрены итоги решенного по инициативе большевиков явочным порядком осенью 1918 года земельного вопроса.
Однако была проблема, которую он решить не мог. Это вопрос о выставлении ингушами конных полков для белой армии. Генералу удалось лишь уменьшить их число с четырех полков до двух. Также дважды он добивался отсрочки выполнения этого требования. Назначен был и последний для этого срок — четвертый день после праздника окончания мусульманского поста. Часть селений удалось склонить к выставлению всадников. Большинство же селений, подогреваемых тайной агитацией большевиков, отказывалось от этого. Тогда генерал решился на последний шаг. Вблизи крепости Назрань у кургана «Гоше кашамаш» был созван народный съезд. В момент, когда, казалось, общественное согласие почти было достигнуто и съезд склонялся принять решение в пользу выставления полков, пришло провокационное известие о том, что на станции Назрань идет насильственная погрузка всадников в эшелоны.
В действительности это было не так. Жители сел Долаково, Кантышево, Базоркино, наиболее пострадавшие от февральского вторжения деникинцев, по здравом размышлении добровольно выставили положенное им по общественной раскладке число всадников.
Но тот, кто в преднамеренно искаженной форме донес до съезда это известие, до тонкости знал свое подлое ремесло. События на съезде вышли из-под контроля. Несколько десятков конников понеслись на станцию. В возникшей стычке один из офицеров был убит, арестованы командиры бригады и полков, мобилизованные разошлись по своим домам.
На следующий день на Ингушетию двинулись белогвардейские войска: пехота, кавалерия, артиллерия. Ингуши, по общему признанию, оказали героическое сопротивление. Был достигнут момент высшего национального единения. Однако исход противостояния был предрешен. Несопоставимо неравны были силы, и именно об этом неустанно предупреждали Правитель Ингушетии и его соратники. В итоге боев к предыдущим невзгодам добавились сотни новых погибших. Был разорен Насыр-Корт, дотла сожжены Экажево и Сурхахи.
Была надежда на возвращение большевиков, о скорейшем приходе которых молились чуть ли не в каждом доме и во всех мечетях. Забегая вперед, отметим, что совсем неискушенные в политических играх ингуши были сильно изумлены переменами, произошедшими в поведении большевиков весной и летом 1920 года. Победители-большевики 1920 года разительно отличались от большевиков 1918 года, когда они, нуждаясь в опоре и поддержке, были щедры не только на обещания, но и некоторые из своих посулов выполняли тут же, без проволочек.
Однако летом 1920 года они не только не освободили от продразвестки бездомных жителей Экажево и Сурхахи, но даже отказали им в отсрочке поставок продуктов, вплоть до грецких орехов и пчелиного меда.
После антиденикинского восстания июня-июля 1919 года С.Т. Мальсагов вынужден был подать в отставку со своего поста. Однако от дел не отошел. Непонятый и фактически отвергнутый у себя на родине, он, несомненно, пережил глубокую душевную травму. Однако не замкнулся в мире личных чувств и переживаний. Следующий его шаг подтверждает, что в его лице ингушский народ имел зрелого и ответственного политика, преданного интересам своего народа. Через своих фронтовых товарищей он добивается для себя нововведенной должности — представителя Ингушетии при штабе Добровольческой армии и выезжает в Екатеринодар. Мы не знаем, чем конкретно занимался генерал при штабе белых. Но, зная его по предыдущим делам, имеем основания полагать, что и на этом месте он был полезным для своего народа. В любом случае, этот шаг — свидетельство цельности его натуры.
Поэтому вполне объяснимо на первый взгляд нелогичное поведение его политических противников, которые ни в годы Гражданской войны, ни позже не бросили ни единого упрека в адрес генерала С.Т. Мальсагова.
Те же немногие, которые находили изъяны в его делах и решениях того времени, осмыслив прошлое и изучив его уроки, спустя десятилетия на страницах эмигрантской печати приносили искренние извинения «достопочтенному генералу».
Мы знаем, что Сафарбек Мальсагов, как и миллионы россиян, покинул Родину, не смирившись с победой большевиков. Но мы ничего не знаем о его жизни в эмиграции.
После окончания войны Сафарбек Таусултанович эмигрировал во Францию. Более пятнадцати лет прожил во Франции, практически полностью отошел от политической жизни.
Как вспоминает дочь В.-Г.Э. Джабагиева — ныне здравствующая Тамара Виссан-Гиреевна, генерал очень бедствовал, перебивался случайными заработками. Держался с достоинством и, как свидетельствует периодика того времени, был очень уважаемым в кругах кавказской и русской эмиграции. Его судьба — еще одно подтверждение старой истины, что подлинное служение общественному долгу, как правило, не ведет к сытости и благополучию, но избавляет в старости от душевных мук и страданий за допущенные ошибки.
На исходе жизни судьба вознаградила его за совершенный им милосердный поступок. Когда-то осенью 1917 года на Западном фронте генерал спас от солдатской расправы жизнь семьи и имущество одного из потомков древнего польского аристократического рода — графа Пусловского. Спустя двадцать лет граф разыскал С. Т. Мальсагова в Париже и деликатно, но настойчиво уговорил одинокого» генерала остаток жизни прожить в его семье. Здесь, как говорят, он нашел покой и уют, подолгу работал в богатой библиотеке хозяина усадьбы. В начале Великой Отечественной войны твердо отсек всякие попытки уговорить его сотрудничать с фашистским режимом. Однако, участвуя в работе различных организаций Международного Красного Креста, делал многое, чтобы облегчить существование советских военнопленных. Скончался в злополучном 1944 году и был похоронен на Татарском (мусульманском) кладбище г. Варшавы.
Конечно, сегодня доподлинно никому не известно, какие мысли одолевали этого человека, когда в далеком 1920 году он навсегда покидал Родину. Но, по всей видимости, они были схожи с последним образом родной Ингушетии, сохранившимся через десятки лет в памяти его однополчанина, педагога и боевого офицера Магомета Чориевича Котиева, в 1916 году сменившего в Осетинском конном полку своего погибшего в бою брата — ротмистра Зубаира Котиева. Поздней осенью 1920 года, спасаясь от неминуемой гибели, Магомет Котиев уходил в Грузию. Поднявшись на вершину горы, с южной стороны взметнувшейся над древним Джейра-хом, он оглянулся на Родину. С этой вершины в ясную погоду, говорят, наша Ингушетия видна невооруженным глазом от края и до края. В 1969 году, вспоминая этот день, М.Ч. Котиев писал: «Я в последний раз окинул взором Ингушетию: она была вся белая под снегом».
Только человек, безмерно любящий свой родной край, может десятки лет, до самой смерти, хранить и лелеять в самых сокровенных глубинах души столь волнующе чистый образ Родины. Видимо, такой тональностью были окрашены воспоминания об Ингушетии и Сафарбека Таусултановича. Основанием такому заключению служит его последняя воля, выраженная в форме уверенной надежды, что рано или поздно среди его фамильных потомков вырастут люди, которые перевезут его останки на Родину и предадут их родной земле.
Все это, как мне кажется, лично меня приближает к пониманию таинственной сути языческих молений наших предков. Становится понятнее, почему наши далекие предки в своих обращениях к Всевышнему раньше хлеба насущного, как высшей милости, просили у него не лишать их своей Родины, дать право и возможность жить и умереть на родной земле. Уж так устроены мы, ингуши, что нет нам нигде ни покоя, ни счастья на этой огромной земле, кроме как здесь, у себя дома. И тянется это из седых глубин древности.
Можно не сомневаться, что в славной фамилии Мальсаговых найдутся те, кто исполнит последнюю волю этого выдающегося человека.
Сегодня мы на государственном уровне не просто воздаем должное одному из достойных сыновей Ингушетии и России, но и, хочется надеяться, одновременно подводим существенную черту под пройденным нашим народом сложным и тернистым путем. Жизнь этого человека дает нам наглядный урок того, что суровая школа государственного становления и развития народа требует подчинения личных интересов интересам общественным не только от отдельного человека, но, по меньшей мере, от большинства народа. Кому же, если не нам, и когда же, если не сегодня, осмыслив и поняв все это, работать во благо своей республики?
Примиряя в своем нынешнем сознании исторических деятелей прошлого, стоявших на различных политических и иных позициях, мы должны не в очередной раз сводить счеты с прошлым, а извлекать уроки из этого прошлого. Доказано, что это не только самое трудное, но и самое необходимое занятие для народа, который действительно желает иметь будущее.

Т. Муталиев,
доктор исторических наук