Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Долгиев Адиль-Гирей

Ранним утром 1 апреля 1869 года из ворот Петропавловской крепости выехала закрытая полицейская карета и, минуя центр столицы, направилась к Московскому вокзалу Николаевской железной дороги.
Между сумрачными жандармами сидел сухощавый молодой человек с высоким лбом и правильными чертами лица. Невольным спутникам предстоял дальний путь.
В дорожной сумке жандармского унтер-офицера лежал секретный пакет. Чинам тайной полиции столицы предписано было доставить бывшего студента юридического факультета Петербургского университета, «опасного преступника, покушавшегося на ниспровержение существующего строя», А.-Г. Долгиева в жандармское управление Терской области.
Он был выслан на родину, туда, где у южного склона Малокабардинского хребта раскинулось село Дахкильг-Юрт, ныне Долаково. Вокруг него лежат тучные черноземные поля, богатые пастбища, вдали темнеет густой лес. Еще недавно там пролегала старинная дорога «Эрси-никъ» («Русская дорога») — путь, идущий от крепости Моздок до Владикавказа, затем по Дарьяльскому ущелью в Закавказье — до Тифлиса. Благодатные места давно привлекали сюда горцев-хлебопашцев и скотоводов.
В Дахкильг-Юрте в крестьянской семье Олмаза и Изи Долгиевых родился сын, нареченный Эдал-Гиреем (Адиль-Гиреем).- Мы можем теперь сказать, что уточнить год рождения Адиль-Гирея пока не представляется возможным. По одним сведениям, он
родился в 1845 году, по другим — в 1847. По документам Петербургского университета и материалам столичной тайной полиции значилось, что Долгиев родился около 1850 года.
Биографический словарь деятелей революционного движения России 60-х годов, охватывающий период от предшественников декабристов до конца деятельности «Народной воли», также указывает, что Адиль-Гирей родился «около 1850 года».
Его однокашник по Ставропольской гимназии, известный ингушский просветитель и этнограф Чах Ахриев также родился в 1850 году. Учитывая, что и гимназисты, и его сокурсники по университету — ровесники, правильнее будет считать время рождения А.-Г. Долгиева примерно между 1848 и 1850 годами.
У него было три брата: Бунахо, Джанчор и Эсто. Все они были старше Адиль-Гирея. Судьба их сложилась по-разному. Бунахо с помощью дяди Уцига Малсага приобщился к военной службе. Уцига Малсаг — Малсаг Уцигович Долгиев, штаб-ротмистр русской армии — пользовался репутацией храброго офицера, его подвиги отражены в устном народном творчестве. По его ходатайству Бунахо был переведен из Ейского казачьего полка в состав Ингушского дивизиона Терско-горского конно-иррегулярного полка в чине майора. В 1877-1878 годах он участвовал в освобождении Болгарии от турецкого ига.
Вступил «охотником»-добровольцем в тот же дивизион и другой брат — Джанчор. Ратные подвиги братьев Долгие-вых, их храбрость и мужество были отмечены военными наградами. Эсто умер рано.
О детских годах Адиль-Гирея осталось мало свидетельств. Его юность прошла среди сверстников в родном ауле. Народные песни и сказания проникали в душу мальчика, пробуждая любовь к родному краю, к его многострадальному народу и героической истории.
В ранний период жизни Адиль-Гирея семья Олмаза Долгиева ничем не отличалась от большинства других семей, жизнь ее протекала в борьбе за существование. Кукурузный чурек, кружка молока составляли обычный завтрак и ужин. В памяти его сохранились события, происходившие в те годы в родном краю.
Вслед за жестоким подавлением восстания ингушского крестьянства в мае 1858 года, известного как «Назрановское возмущение», целый ряд аулов насильственно выселили, а жителей согнали с насиженных земель. Одновременно проводилась раздача земельных угодий местным феодалам, прислужникам царизма.
Так, западнее Дахкильг-Юрта осетинский алдар Дударов получил от царского правительства 5500 десятин земли и поселился здесь со своими подвластными, основав село Толста-Юрт (современное селение Зилга). На левом берегу Камбиле-евки получил земли алдар Тхостов, которому наместник Кавказа отвел 1150 десятин. Одним росчерком пера удостоился 2800 десятин земли в местности Сут-Кох, что южнее вышеназванного села, полковник Муса Алхастович Кундухов *
Таким образом, крестьяне Дахкильг-Юрта, Той-Юрта, Черки-Юрта и других поселений лишились пахотных земель, сенокосов и лесов, которыми они еще недавно пользовались.
В 1861 году в России было отменено крепостное право. Вступление страны на интенсивный путь капиталистического развития, осуществление в стране буржуазных реформ, несмотря на их половинчатый характер, играли прогрессивную роль в развитии горских народов. Они также втягивались в русло рыночных отношений. Шла ломка патриархальщины.
Образную картину этих явлений дал демократ Алихан Ардасенов: «Ингуша, чеченца, осетина в особенности можно видеть теперь, так сказать, на всех перекрестках жизни, ищущих всюду работу — приложения для своих рук. При этом они не брезгуют никакой должностью, их можно видеть в гостиницах, трактирах, в передней барина, на вокзалах железных дорог, в канцеляриях, в ямщиках, в магазинах в качестве мальчиков».
Капитализм нуждался в грамотных людях, образованных чиновниках, переводчиках, знакомых с местными условиями и бытом коренного населения. В этих целях на Северном Кавказе создавались первые школы. Одним из первых учебных заведений в крае была Ставропольская мужская гимназия. В первые годы своего существования она, по словам Г. А. Лопатина, окончившего ее, ученика Чернышевского, первого переводчика «Капитала» на русский язык, члена Генерального Совета I Интернационала, по качеству даваемых своим воспитанникам знаний и действовавшим в ее стенах нравам походила «больше на бурсу Помяловского, чем на что-либо другое».
В конце первой половины прошлого столетия при Ставропольской гимназии было открыто подготовительное отделение с пансионатом для детей горцев. Одними из первых учащихся из числа чеченцев и ингушей в этой гимназии стали Чах Ахриев, Адиль-Гирей Долгиев и Инал Бекбузаров. Здесь они начали овладевать «кяхат-мотт» — «языком бумаги», российской грамотой.
Кстати, за первые 50 лет существования гимназии, кроме них, ее закончили еще шесть их земляков: Садул Ахриев, Асланбек Базоркин, Пшемахо Дахкильгов, Кураз Мальсагов, Сай Мальсагов и Тонта Укуров.
Период притока первых горских юношей в Ставропольскую гимназию совпал с деятельностью в ней прогрессивного педагога и замечательного организатора учебного дела Я. М. Неверова. Его усилиями при гимназии были открыты два новых дополнительных класса: университетский — для подготовки после гимназии к поступлению в высшее учебное заведение; педагогический — для подготовки младших учителей гимназий, смотрителей и учителей уездных училищ.
Горская молодежь жадно впитывала зерна просвещения, принимала активное участие во всех внеклассных мероприятиях гимназии. Их успехи поощрялись педагогами. В частности, высоко ценил их старания и преподаватель русской словесности Ф.В. Юхотников. Как показало будущее, благотворное влияние и на Ч. Ахриева, и на А.-Г. Долгиева, несомненно, оказали прогрессивные, передовые педагоги, сотрудничавшие с Я. М. Неверовым и приобщившие своих питомцев к передовой русской культуре.
Вопреки устремлению официальных «столпов просвещения», Ставропольская гимназия способствовала формированию демократической интеллигенции из представителей горских народов, таких, например, как Адиль-Гирей Кешев — адыгейский просветитель, Пато Тамбиев — первый собиратель фольклора адыгов, Казн Атажукин — кабардинский просветитель, Иналук Тхостов, Джантемир и Гуцыр Шанавы — осетинские этнографы, Башир Далгат и Гаджи-Мурад Амиров — дагестанские просветители,Чах Ахриев — первый этнограф и просветитель ингушского народа, Адиль-Гирей Долгиев — активный участник революционного студенческого движения, первый учитель Ингушетии.
В Ставропольской гимназии позднее учились основоположник осетинской литературы поэт Коста Хетагуров, писатель Инал Кануков, народоволец М. Ф. Фроленко и другие.
В последние годы учебы в гимназии А.-Г. Долгиев решает продолжить образование в университете. Заручившись поддержкой сельского схода, Адиль-Гирей обращается с прошением к властям Терской области об оказании ему помощи в поездке на учебу в Петербург и установлении стипендии.
Администрация области отказала в ассигнованиях на стипендию, но «милостиво» выделила из штрафных сумм 30 рублей на дорожные расходы. Ни отец, ни брат Бунахо, который и сам еще не стал на ноги, не могли оказать ему материальной помощи.
Страстное желание получить высшее образование и стремление принести пользу своему народу были тем стимулом, который помог молодому горцу преодолеть все трудности и стать студентом юридического факультета Петербургского университета.
Столица произвела на Долгиева оглушающее впечатление. Многоэтажные каменные дома, великолепные мраморные дворцы над набережной Невы, золотом отливающие церковные купола, ажурные решетки и скверы с невиданными фонтанами и статуями, блеск мундиров на Невском проспекте, поток экипажей поглотили и как бы придавили его.
Но Петербург был двуликим: один — бюрократический, официальный, монархический, другой — демократический, революционный, где ковались мужественные революционеры.
Знакомство с однокашниками, поиски жилья и заработка, дороговизна жизни быстро отрезвили Адиль-Гирея. Он на опыте узнал, что большинству студентов приходится существовать грошовыми уроками, ночной корректурой и другими нелегкими работами, поглощавшими почти все свободное время.
Жизнь показала ему, что студенты из простого народа ведут нищенский образ жизни и от недоедания болеют. Не имея средств на лечение, нередко умирали его друзья. Тиф, чахотка и другие заболевания были постоянными спутниками студентов из народа. Даже жандармы вынуждены были признать, что жизнь и быт студентов являли «истинно потрясающие примеры нищеты».
Адиль-Гирей быстро приобщается к студенческой жизни, связывается с кавказским землячеством, участвует в кружках и сходках студентов.
Студенчество неустанно устраивает всевозможные вечера и концерты в пользу своих землячеств, и, по словам Л. В. Успенского, «особенно старались всегда кавказцы».
Учебу Долгиев сочетает с работой над расширением своего кругозора, читает произведения Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Белинского, становится и активным читателем журнала «Современник». Под их воздействием он начинает проникаться идеями русских революционных демократов, критически относиться к окружающей действительности.
В университете он все больше и больше втягивается в водоворот идей, волновавших тогда передовую русскую интеллигенцию и студенчество. В активную борьбу включалась, как наиболее восприимчивая, студенческая молодежь.
Общественная деятельность Долгиева началась в одну из самых напряженных и сложных эпох истории русского общества прошлого столетия. Героическую борьбу против царской камарильи императора Александра II вели тогда группы самоотверженных борцов, стремившихся подорвать ненавистный строй произвола и насилия, поколебать его путем террора, уничтожения царских сатрапов.
Мировоззрение А.-Г. Долгиева складывалось в годы бурного кипения борьбы вокруг центральной проблемы эпохи — проблемы коренного общественно-политического преобразования и участия в этом преобразовании передовых слоев народа.
К этому времени в освободительном движении России наметился еще больший подъем. Он ярко проявился в виде новой волны студенческих выступлений 1869 года. «Сходка следовала за сходкой».
Стало одним из любимых и декларировалось как гимн стихотворение Н. П. Огарева «Студент». По словам В. Г. Короленко, позже увлекшегося народническим движением и не раз отбывавшего ссылки и тюремные заключения, в 70-х годах юные кадры украинской и кавказской молодежи влекло в общерусское движение его «широкой демократичностью, отсутствием национализма, широкими формулами свободы».
Нарасхват читался «Современник». Очень образно, эмоционально писал об этом в своих воспоминаниях один из участников студенческого движения Нико Николадзе: «Если бы ты знал, читатель, какое тогда было время, с каким нетерпением и жаждой мы, молодежь, ожидали того счастливого дня, когда выйдет книга любимого журнала, с каким восхищением и поспешностью, с какой жаждой и неутолимостью принимались мы за чтение… как билось тогда наше сердце, как волновалось чувство и горел разум!».
Коллективные чтения запретных книг, диспуты, обмен мнениями и горячие споры пробуждали стремление принять активное участие в борьбе против социальной несправедливости, расширяли горизонты и общественные интересы молодежи.
Политические выступления студентов подготавливались в трудных условиях «белого террора», когда Россия переживала страшную реакцию, последовавшую после известного покушения Каракозова на Александра II.
В сложившейся обстановке петербургское студенчество стремилось сделать для революции «хоть что-либо малое», доступное. Студенчество устраивало тайные сходки, организовывало подпольные библиотеки, служившие местом хранения и распространения нелегальной литературы и прокламаций.
С 6 марта 1869 года студенты университета, Медико-хирургической академии и Технологического института стали собираться на сходки, где произносили страстные речи, требуя свободы собраний, права создания студенческих организаций. В первых рядах столичной молодежи выступали и студенты с Кавказа.
Почуяв серьезную опасность, правительство принимает ответные меры: массовые обыски и аресты студентов. «Беспорядки», по официальной терминологии, охватили все высшие учебные заведения столицы, получили широкий отзвук в университетах и институтах Москвы, Казани, Киева, Харькова и других городов.
Студенты Петербургского университета разослали своих депутатов по всем университетам страны с целью организации всеобщей поддержки их выступлений и протеста против произвола царских властей.
На пороге 70-х годов царское правительство оказалось перед лицом событий, нарастание которых таило серьезную угрозу. Все настойчивее звучали в прокламационных листовках призывы к демократической интеллигенции окунуться в гущу народной жизни и органически слить «вопрос русской молодежи» с «вопросом русской земли». Действия студенческой молодежи в одном из докладов III отделения квалифицировались как замысел, направленный на «ниспровержение существующего строя».
В ночь с 13 на 14 марта были произведены повальные аресты студентов Медико-хирургической академии, а утром ее уже закрыли. В субботу 15 марта в Петербургском университете появилось воззвание, призывающее студентов выступить с протестом в знак солидарности со студентами-медиками, требующее немедленного освобождения арестованных и открытия Медико-хирургической академии.
Студенческие волнения не только выражали протест против наступления административных и полицейских властей на права молодежи. Студенты выдвигали и политические требования. При аресте активного участника студенческих волнений Ф.В. Волховского среди других бумаг полиция обнаружила у него прокламацию, озаглавленную «Программа революционных действий».
О размерах студенческого движения в те дни говорит и такой факт. В отдельных сходках, например, в той же академии участвовало 1500 человек из 2000 ее питомцев.
Активное участие в выступлениях студентов университета и медиков принимал и Адиль-Гирей Долгиев. Жизнь вписывала новые страницы в его биографию. Несмотря на массовые репрессии, волнения в университете и Технологическом институте продолжались.
20 марта в университет пожаловал сам Трепов, обер-полицмейстер Петербурга. Вожаки движения были арестованы еще ранее и заключены в Петропавловскую крепость и на гауптвахту.
В эти дни только из одного университета было исключено 38 студентов, в том числе 14 кавказцев. По распоряжению Трепова многих арестовали и без суда и следствия выслали в административном порядке под надзор полиции: 24 марта С. Зарипова — в Тифлис, 26 марта И. Измайлова — в Эривань, Н. Кипиани, Д. Сулханашвили — в Тифлис, И. Бекбузарова — во Владикавказ, 27 марта Ф. Бебурашвили, В. Джапаридзе — в Кутаис, Павла и Василия Шавердовых, Н. Орбелиани, А. Саражишвили, В. М. Семибратова, Л. Мгебришвили — в Тифлис, М. Лункевича — в Эривань. Арестованный в первые дни студенческих выступлений Адиль-Гирей Долгиев был заключен в один из казематов Петропавловской крепости.
По высочайшему повелению была наряжена военно-следственная комиссия, которую возглавил начальник секретного отделения охранки действительный статский советник Колышкин, взявший под свою «опеку» наиболее активных участников студенческих волнений.
Царская охранка доносила: «Раскрытие политического дознания 1869 года свидетельствует, что пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды».
И не случайно публицисты официального толка предупреждают правительство о том, что «люди, вызывающие баррикады, не так опасны, как эти юноши, работающие втихомолку над перестройкой общественных отношений, над изменением коренных оснований современного порядка».
А. Герцен говорил о них, что это «фаланга героических молодых людей», которые «в двух шагах от Зимнего дворца образовали несколько политических обществ, направленных против царизма».
Основоположники марксизма отмечали, что энергичный протест студентов Петербургского университета «был перенесен на улицу и вылился во внушительные манифестации».
После почти месячного следствия «за принятие участия в преступных замыслах против священной особы» Адиль-Гирей из каземата Петропавловской крепости был выслан под строгий надзор полиции в Терскую область. Одновременно он был лишен права поступления в высшие учебные заведения.
В сопроводительном документе за № 3414 санкт-петербургский полицмейстер Трепов предписывал: «Подчинить Долгиева на месте высылки надзору без права отлучки с места жительства».
Начальник Главного управления наместника Кавказа барон Николаи в мае 1869 года в секретном документе за № 242 также требовал учредить за Долгиевым полицейский надзор с воспрещением покидать место поселения.
По прибытию во Владикавказ Адиль-Гирей был сдан жандармскому капитану в «исправном виде», затем водворен в родной аул, где должен был жить постоянно.
Началось томительное существование под недремлющим оком местного пристава. Попытки поступить на службу, найти применение своим знаниям в крае, где особенно нуждались в образованных людях, не увенчались успехом.
Время уходило на составление бесконечных прошений, ходатайств о разрешении поступить на какую-либо работу.
Наконец, уже после снятия полицейского надзора, Долгиеву удается устроиться учителем в Назрановскую горскую школу, открытую 14 февраля 1868 года для «вольноприходящих» учеников.
Под эту первую в Ингушетии школу было отведено помещение пересыльной тюрьмы Назрановской крепости. Учились в ней только мальчики. Лишь один раз было допущено отступление от этого принципа. Помощник учителя Зязиков попросил поместить его двух девочек в школу, директор разрешил, выставив жесткие условия их содержания в изоляции от мальчиков.
На первых порах школа испытывала большие затруднения. К тому же местное духовенство всячески старалось насадить в школе порядки, существовавшие в религиозных медресе.
В тяжелые годы становления первой школы в Ингушетии Адиль-Гирей Долгиев, поборник просвещения своего народа, борется за создание нормальных условий для учебы детей.
Почувствовав к себе гуманное отношение, чуткая детвора тянется к новому учителю, свое любопытство и бесчисленные «как» и «почему» адресует к нему. А он все свои силы и знания отдает им, старается посеять интерес во впечатлительной детской душе, пробудить любовь к чтению, знакомит ребят со сказками и доступными для их понимания произведениями Пушкина, Лермонтова, Толстого и других писателей, стремится приобщить учащихся к передовой русской культуре.
Адиль-Гирей обращает внимание на физическое развитие ребят. По своей инициативе он ведет уроки гимнастики, привлекает учащихся к уходу и обработке школьного сада.
В физических упражнениях он использует национальные виды борьбы, подвижные игры, поднятие тяжестей и устраивает народные танцы. Все это поднимало настроение ребят и, конечно, способствовало их физической закалке.
Река Сунжа, в которой были естественные запруды, служила местом для обучения мальчиков плаванию. Молодой учитель пробуждал в детях любовь к природе, в свободное время организовывал походы по близлежащим местам, одновременно рассказывал им об исторических событиях, происходивших в крае, прививая им интерес к истории.
А.-Г. Долгиев часто встречается с родителями своих питомцев и привлекает их внимание к необходимости больше уделять времени детям, поощрять их устремление к учебе, следить за соблюдением ими личной гигиены.
12 февраля 1870 года он выступил во Владикавказской газете «Терские ведомости» со статьей «Несколько слов о назрановской горской школе». В ней он указывал, что дети целый год, невзирая ни на какую погоду, приходили в класс, делая по десяти верст в один конец. Подчеркивая стремление ингушских ребят к учебе и лестно отзываясь о них, Долгиев отмечал , что усердие мальчиков выказывалось и в их успехах. «В самое короткое время мальчики, особенно старшего отделения, выучились весьма правильно читать по-русски и бывали в состояния сознательно передавать многое из прочитанного». Чтобы уяснить высказывание Долгиева, необходимо вспомнить, что в те годы ингуши, как и все горцы, почти поголовно были неграмотными, дети поступали в школу без всякой подготовки. По-русски им не с кем было обмолвиться словом.
Ингушская детвора должна была, как писал Долгиев, «удовлетворяться тем, что дает им чтение и объяснение книг», и главным неудобством «служила и будет служить невозможность одновременного усвоения русского языка практически и теоретически».
Тем не менее, ученики Назрановской школы за какие-нибудь полтора года «оказали в практическом знании русского языка такие значительные успехи, что некоторым удавалось перевестись во Владикавказскую реальную прогимназию».
В период его деятельности в школе изменилось отношение преподавателей и смотрителя к ученикам: «Грубые наказания, вроде драния ушей, таскания за волосы и т. п., совершенно устранены, на учеников стараются действовать не угрозами, а добрыми наставлениями». Такое обращение с учениками их воспитателей Долгиев считал самым верным средством, благотворно действующим на нравственное воспитание питомцев школы.
У этой единственной на всю Ингушетию школы были и влиятельные противники и злопыхатели, считавшие, что подобные учебные заведения «не могут приготовить обучающихся в них детей к чему-нибудь полезному и из них будут выходить люди, способные сделаться только «переводчиками на базаре».
Адиль-Гирей Долгиев решительно выступал против тех, кто старался приостановить обучение подрастающего поколения.
Взгляд ингушского крестьянства на образование, как он справедливо отмечал, изменился, и оно чувствует «необходимость знания русского языка, грамоты».
Одновременно Долгиев отчетливо понимал, что при существующем строе детям горской бедноты после окончания школы путь к высшему и среднему специальному образованию закрыт.
Поэтому он настойчиво советует в процессе учебы прививать учащимся навыки ремесел: токарного, столярного, бондарного дела и изучение основ садоводства и овощеводства.
Он справедливо отмечал, что изучение ремесла имеет важное значение, так как «большинство учеников, лишенных средств продолжать учебу», с помощью приобретенных в школе практических навыков могут сделаться если не самостоятельными мастерами, то, по крайней мере, хорошими домохозяевами, что полезно и для себя и для народа».
Сказанное свидетельствует, что Долгиев еще 110 лет назад считал необходимым сочетать теоретическую учебу с производственным обучением.
Занимаясь преподавательской работой в Назрановской школе, Адиль-Гирей включался в общественную деятельность. Здесь необходимо коротко сказать о «Терских ведомостях», первой официальной газете Терской области, издание которой началось во Владикавказе в январе 1868 года.
Ее первым редактором был Адиль-Гирей Кешев, уроженец адыгейского аула Кечев. Он с отличием окончил в 1858 г. Ставропольскую гимназию, учился на восточном факультете Петербургского университета, был участником студенческого движения 1860-1861 годов. В 1867 году был причислен к гражданскому управлению Терской области во Владикавказе и вскоре стал редактором «Терских ведомостей». Умер А.-Г. Кешев в 1872 году.
Прогрессивный для своего времени деятель, он ставил перед сотрудниками газеты широкие просветительские задачи для освещения жизни многонациональной Терской области.
А.-Г. Кешев сумел привлечь и сплотить вокруг газеты лучшие силы местной прогрессивной интеллигенции. В ней сотрудничали кабардинский просветитель К. Атажукин, осетинский этнограф И. Тхостов, знаток этнографии и истории ингушского народа Ч. Ахриев, просветитель А.-Г. Долгиев, осетинские авторы Б. Гатиев, общественный деятель кабардинец Д. Кадзоков, А. Прянишников, Н. Семенов, А. Косташ, Водарский и другие.
Позже на ее страницах выступали историк-этнограф С. Туккаев, публицист Г. Цаголаев, поэт К. Хетагуров. Кстати, когда позже «Терские ведомости» скатились в лагерь оголтелой реакции, Коста Хетагуров дал газете меткое прозвище — «Мерзкие ведомости».
Авторский состав «Терских ведомостей» во главе с Кешевым смотрел на образование и просвещение горцев как на необходимый и неизбежный фактор, который должен вывести народы Терека на путь прогресса и культуры.
Следует упомянуть и о том, что в «Терских ведомостях» были опубликованы интересные статьи Ч. Ахриева «Об ингушских кашах», «Присяга у ингушей», «О характере ингушей», « О ингушских женщинах», «Этнографический очерк ингушского народа» с приложением его сказок и преданий и другие материалы.
Периодически газета выходила и под редакцией А.-Г. Долгиева, К. Атажукина, Водарского. Так, в 1870 году Адиль-Гирей подписывал «Терские ведомости» два раза в мае, весь октябрь и ноябрь, а в 1871 году в марте и апреле — пять раз.
Редактировать газету Долгиев мог только при условии полного доверия такого прогрессивного деятеля, каким был его тезка Кешев. И, главное, он имел необходимые знания и способности организатора и публициста, чтобы пользоваться авторитетом среди своих коллег в редакции.
Как видим, он был первым из чеченцев и ингушей редактором газеты.
В то же время Долгиев упорно добивается возможности продолжения учебы в высшем учебном заведении. Его многочисленные прошения, адресованные местным властям — начальнику Терской области, в Главное управление наместника Кавказа и самому наместнику, на протяжении длительного времени оставались без ответа.
Наконец, 21 декабря 1871 года начальник III отделения своим отношением за № 377 информировал Военное министерство, что Долгиев освобожден от политического надзора.
Тогда он начинает ходатайствовать о восстановлении или принятии его на юридический факультет Петербургского университета, где он учился до ареста и высылки из столицы.
Министр просвещения царского правительства Делянов признал «невозможным согласиться на дозволение Долгиеву вновь поступить в число студентов какого-либо из наших университетов» ЦГИА ГССР. Ф. 7. Оп. 8. Д. 112. Л. 12. об. 23..
Борьба с царскими мракобесами, закрывшими доступ в высшие учебные заведения, продолжалась долго. Попытка поступить в Институт горных инженеров также не увенчалась успехом. Наконец, после продолжительных мытарств АдильГирею Долгиеву разрешается въезд в Петербург. А осенью 1873 года ему удается поступить в Медико-хирургическую академию.
В академии Адиль-Гирей опять-таки не удовлетворяется одной учебой. Он снова принимает активное участие в студенческих кружках, знакомится с народническим движением. В его рядах нашел он свое место, когда петербургское студенчество снова забурлило в горячих сходках и протестах. Студенты-кавказцы понимали необходимость единения с революционной Россией, классовой солидарности с ее трудовым народом. Об этом образно писал однокашник А.-Г. Долгиева, участник студенческого движения И.С. Джабадари: «Мы решили работать в России рука об руку с русскими, глубоко убежденные, что если нам когда-нибудь суждено победить, тем самым мы победим и на Кавказе. Завоевав свободу народу русскому, тем самым завоюем ее и для народов Казказа. В нашем лице мы вносили в общее дело русской свободы и скромную лепту Кавказа; не сепаратизм, а совместная работа — вот был наш лозунг».
Волнения на этот раз возникли в Медико-хирургической академии, превратившейся «в центр политической агитации».
Петербургские власти, имевшие большой опыт в подавлении студенческих «беспорядков», принимают жестокие меры против «крамольников».
Когда начались очередные репрессии, Адиль-Гирей Долгиев был арестован вторично и снова выслан в Терскую область под надзор полиции.
«Жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко, — писал Короленко. — …Но все-таки… все-таки впереди — огни». Дорогу, как говорили мудрецы, указывает свет, который сияет впереди.
…В конце 70-х годов на Северном Кавказе начались активные выступления горского крестьянства против самодержавной политики царского правительства. В этой обстановке местные власти предпринимают меры к изоляции политически «неблагонадежных». А.-Г. Долгиева снова высылают, теперь уже в Закавказье. В Тифлисе он недолго работает в железнодорожной библиотеке. Вечно преследуемый, гонимый, разлученный с родными, бедствуя, он заболевает и умирает вдали от родного края.
Память об одном из активных участников революционных выступлений студенчества Петербурга, прогрессивном деятеле, учителе, отдавшем свою жизнь борьбе за счастье трудового народа и его светлое будущее, жива и поныне.
Его имя навечно занесено в книгу «Деятели революционного движения России. Биографический словарь», где в 106 столбце написано: «Долгиев Адиль-Гирей. Род. ок. 1850 г. Студ. СПб ун-та. За участие в студенческих беспорядках арестован и заключен в Петропавловскую крепость: 12 апр. 1869 г. выслан в Терскую область. В декабре 1871 г. освобожден из-под надзора; в мае 1872 г. получил разрешение приехать в Петербург и в авг. 1873 г. поступил в Медицинскую хирургическую академию».
Вглядитесь в черты лица этого борца, просветителя — и вы навсегда запомните и высокий лоб мыслителя, и серьезный взгляд печальных и мудрых глаз, смотрящих далеко вперед и, кажется, видящих будущие бои и потери, страдания и свершения, а за ними… впереди — огни революции, которая принесет народу долгожданную и завоеванную им свободу.

Ш. Дахкильгов
«Слово о родном крае». Грозный: Чечено-Ингушское изд-во, 1989