Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

СПРАВКА

По данным материалам Центрального государственного военно-исторического архива СССР, отец Базоркина И.М. Базоркин Муртуз Бунахоевич происходит из крупной помещичьей семьи. Был царским полковником, служил в белой армии. В 1918 – 1919 гг. эмигрировал за границу. Дядя Базоркина И.М. по отцу Базоркин Мухтар Бунахоевич принимал активное участие в бандоповстанческом движении против Советской власти и в 1930 году при отражении бандитского налета быт убит в с. Базоркино.

СПРАВКА

Омарходжаев Насредин Джамалдинович, 1933 года рождения, уроженец с. Базоркино СО АССР, ингуш. Омарходжаев происходит из рода Хамхоевых. Его дед Хамхоев Омар еще до революции окончил институт иностранных языков, затем совершил хадж в Мекку, после чего стал носить фамилию Омарходжаев, был самым влиятельным муллой в пригороде г. Орджоникидзе. Сын Омара Джамалдин (отец Насредина) унаследовал от отца сан муллы, настроен был реакционно, умер.

СПРАВКА

Костоев Беслан Усманович, 1936 года рождения, уроженец с. Яндырки ЧИ АССР, ингуш. Отец Костоева Б.У. Костоев Усман Инаркиевич знал арабскую письменность, являлся муллой (считался видным религиозным авторитетом в с. Яндырка). Умер.

СПРАВКА

Газдиев Ахмет Магиевич, 1911 года рождения, уроженец с. Экажево ЧИ АССР, ингуш, происходит из семьи крупного торговца. Отец Газдиева А.М. Газдиев Махи в г. Назрани имел два промтоварных магазина и два зерносклада»» [23].

***

Последствия для активистов, рядовых участников и сочувствовавших прошедшему на грозненской площади гражданскому митингу ингушей оказались плачевными. По всей республике проходили собрания по проработке решений обкома по поводу петиционной деятельности Картоева, Газдиева, Базоркина, Плиева и др., а также по поводу самого беспрецедентного «стояния ингушей» в январскую стужу 1973 года. Были организованы административные и уголовные преследования против «отщепенцев, сброда стяжателей, спекулянтов, махровых националистов, антисоветчиков, противников русского народа»; дискредитация в СМИ идей и значения митинга, а также всех лидеров-коммунистов, уповавших на эффективность «писем к вождям»; целые серии покаянных статей и писем ингушей, «обработанных» в парткомах и КГБ; формирование концептуального образа народа-предателя (т.е. ингушей) по итогам научно-теоретических и партийных конференций всех уровней. Что закономерно вело к навечному закреплению в общественном сознании сталинской идеологемы «ингушской коллаборации и вынужденности депортации».

Об этом свидетельствует А. Мартазанова:

«А руководство ЧИ АССР не дремало. На Х пленуме обкома КПСС с трибуны лилась грязь на ингушей. Дошло даже до того, что говорили о преждевременной реабилитации ингушей. В этой части… больше и дальше других пошел Боков Х.Х. Он сказал, что ингуши и чеченцы еще не реабилитированы, что их только помиловали авансом, надеясь на хорошее поведение. (Первым эту «сакраментальную» фразу произнес Соломенцев, приехавший «разбираться» с ингушами. – М.Я.) А неблагодарные ингуши творят безобразия и позорят на всю страну ЧИ АССР. Из зала подал реплику заведующий отделом строительства обкома КПСС Гойгов Рустем Гамидович, сын революционера, первого советского ингушского писателя, друга и соратника С. Орджоникидзе: “А как же решения ХХ съезда КПСС, который…” Докончить ему не дали. Эта реплика в сценарий не вписывалась и могла испортить и без того весь дурно поставленный спектакль. Через месяц-полтора Гойгова Р. Г. сняли с работы…» [24].

Рустем Гойгов, позволивший себе обращение к гуманным решениям ХХ съезда, в 1973 году поплатился за это изгнанием с обкомовского Олимпа. В 1999 году за доверчивость к милости русского «воина-освободителя» он погиб в завалах дома, в подвале которого, будучи очень пожилым человеком, прятался от бомб российской штурмовой авиации, долбившей уже мертвый после первой войны город Грозный…

Почти 1000 человек были арестованы под различными предлогами, изгнаны с работы и исключены из партии. Согласно свидетельству активной участницы митинга и жертвы его последствий Х. Нальгиевой-Точиевой, чечено-ингушский обком партии дал негласную директиву к действию во все учреждения и организации республики: ингушей по службе не продвигать.

А Дорохов (секретарь обкома, курировавший силовые структуры. – М.Я.) распорядился (тоже, естественно, негласно): ингушей ни под каким видом не выпускать в загранкомандировки. Кампания по шельмованию так называемых «националистов» «была отлаженная процедура, которой руководил обком и секретарь по идеологии Боков Х.Х. Нужно было подвести теоретическую базу под тот факт, почему нам (ингушам) не доверяют исторически и даже оправдать наше выселение. Так, в июне 1973 года в Доме политпросвещения состоялась научно-практическая конференция, посвященная Великой Отечественной войне. С официальным докладом (от обкома) выступил Кодзоев М.А. В его докладе приводились вопиющие факты: ингуши во время войны занимались массовым дезертирством, провокациями, в войне заметного участия не принимали, и …объективно государство вынуждено было сослать ингушей, т.е. они заслужили наказание. В докладе фактически оправдывалась поголовная депортация ингушей – стариков и детей, женщин… Доклад был заказан обкомом КПСС, докладчик ссылался на архивы КГБ (как Бугай в 90-е годы. – М.Я.). Впечатление было удручающим, страшным. “Преступники” доказывали, что жертва сама виновата. В зале сидели представители старшего поколения нашей интеллигенции – Мальсагова Тамара Тонтовна, Джамбулатова Зинаида Куразовна – им стало физически плохо. Впервые Тамара Тонтовна высказала свое возмущение Бокову Х.Х., который также выступил с докладом, осуждающим ингушей, не проявивших якобы во время войны патриотизма… Начались публичные покаяния некоторых “лидеров”, которые хотели во что бы то ни стало вернуться в партию – это Куштов А., Костоев Б., Чахкиев Б. Они получали назад свои партбилеты…» [25].

Особо жестоко режим расправился с нераскаявшимися, настоящими лидерами. Например, с Джабраилом Картоевым. Подполковник разведки, участник обороны Сталинграда и форсирования Сиваша, освободитель Литвы и Кенигсберга, дважды награжденный орденами Красного Знамени и Красной Звезды, орденом Отечественной войны I и II степени, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», он был арестован как спекулянт валютчик и осужден на длительный срок. По причине болезни был актирован из лагеря под Волгоградом в 1980 году, после чего вскоре умер [26].

Примером, устрашающим и поучительным для всех «шибко грамотных патриотов», стала гражданская казнь упоминаемой нами не один раз Хадижат Нальгиевой-Точиевой, преподавателя университета, кандидата филологических наук: «…Картоев Дж. предупредил (он – единственный), чем это может обернуться для меня, поддержал морально. Советовал мне, как держаться и что говорить Вагапов Я., так как начались приглашения в КГБ, партком университета, к куратору из КГБ по университету. Тогдашний председатель КГБ… сказал мне в первой же беседе, что я сама не знаю, с какой опасностью играю. Что мне могут дать пять лет по политической статье. Но он отнесся ко мне мягче, чем того хотели Надиров, Тимошенко из обкома…

В университете началась кампания против меня: было устроено открытое собрание, на котором все спешили осудить. Председательствовал Боков Х.Х., Тимошенко. Боков предложил не только исключить меня по статье за антиобщественное поведение, национализм и прочее, но и лишить меня научной степени, чтобы я никогда не могла работать в ВУЗе и «калечить» молодежь. В этом вопиющем предложении его поддержала только Оздоева Ф.Г. … В мою защиту от всего коллектива выступили только Вагапов Я. и Парчиева П.Р. …

Люди высказывали свой страх перед властью и свои верноподданнические чувства тем, что многие перестали со мной здороваться, сторонились, особенно русские, но и своя интеллигенция тоже. Я осталась в вакууме. Началась длительная “обработка”: меня то вызывали в отдел кадров, где со мной беседовал куратор от КГБ, предлагая публично покаяться, назвать тех, кто меня, подтолкнул… кого я знаю из руководителей…

Я была беспартийная, и в этом смысле было сложнее на меня воздействовать. Ректор Павлов М. посоветовал мне написать покаянную бумажку, у него сидит представитель из Москвы – он хочет поговорить со мной. Я написала, что меня никто не втягивал, что с Оргкомитетом связи не имела, что пошла по импульсивному желанию помочь своим землякам, т.к. многие члены делегации плохо знали русский язык, что я пошла как переводчик… Обком настаивал на показательном наказании меня и тех студентов, которые были на площади. Дело осложнилось еще и тем, что студенты бойкотировали занятия в течение 3 дней, выражая свою солидарность со мной и протест против моего увольнения. Я была уволена по ст. 583 КЗОТ – за антиобщественное поведение…» [27].

Персональные дела были заведены и на других ингушей – преподавателей университета: Р.К. Ужахову, Т. Точиева, А. Мальсагова…

Невосстановление в полном объеме права ингушского народа на территорию, отторгнутую сталинщиной, было сильным травмирующим социально-психологическим переживанием, которое в определенный момент «рационализировалось» в осмысленное гражданское действие, не предполагавшее конфликта с властью. Ингуши в январе 1973 года искали диалога с ней и понимания. Причем с властью в данном случае «самой верховной», т.е. московской, ибо местная, персонифицированная в одиозных фигурах, уже не отождествлялась с идеей торжества справедливости. Апелляция у грозненского обкома в январе 1973 года к «доброму московскому царю» была одним из проявлений традиционного социально-политического и социально-психологического «симбиоза» народа и Системы (народа и власти) на новом (после Сталина и Хрущева) этапе развития советского общества. Местная администрация (партия плюс ГБ), как могла, долго блокировала многочисленные и многоканальные сигналы социального и политического неблагополучия, корни которого находились в сталинском прошлом, боясь его выхода наружу. Но в определенный момент власть начала «разводить» конфликт только так, как она могла: активно провоцируя насильственное противостояние, которое впоследствии должно было быть представлено как «антиобщественные националистические проявления экстремистской части ингушского народа».

Согласно В.А. Козлову, все материалы по массовым волнениям и беспорядкам периода брежневского «либерального коммунизма» (60 – 80-е годы) находились в Отделе по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР. Частично рассекреченные, эти документы в настоящее время находятся в ГАРФе (Фонд Р-8131). Но о гражданском митинге ингушей в январе 1973 года в них почему-то не упоминается никак. Либо эти материалы до сих пор засекречены, либо тогдашняя кремлевская власть (несмотря на представление грозненской администрации), столкнувшись с абсолютно новой для советской действительности акцией гражданского неповиновения, депортированного Сталиным ингушского народа, не решилась на массовые громкие открытые репрессии юридического характера, а пошла по скользкому и плачевному по своим последствиям пути «профилактирования» данного социально-политического и этнотерриториального конфликта. Что означало как активные, так и негласные административные и полицейские спецмероприятия по контролю за «конфликтогенным» ингушским населением, всегда готовым отстаивать свое естественное право на территорию…

Несостоявшееся большое «ингушское дело» по событиям 1973 года показало следующее: местная власть, пытаясь решить проблему по-старому, т.е. провокацией с последующими репрессиями, спасала прежде всего сама себя. Центральная власть, оценив высокую этническую самоорганизацию ингушей, добивавшихся цивилизованного решения национальной проблемы, санкционировала во всех подразделениях госбезопасности разработку стратегии теневого агентурно-профилактического разложения народа.

Оперативно-тактические мероприятия по воплощению этой стратегии в жизнь предполагали нешумную рутинную работу в первых отделах учреждений, на «собеседованиях» по приглашению на конспиративные квартиры КГБ (их немало насчитывалось по всему Грозному) и т.д. с целью подавлению воли каждого отдельного ингуша (под страхом потерять работу, учебу и т.д.) к любым помыслам о Пригородном районе. Но, как всегда, власть просчиталась…

Марьям Яндиева

Примечания:

23. Ксерокопии документов / Коллекция документов и материалов Ингушского «Мемориала».

24. Мартазанова А.  Противостояние (воспоминания) Рукопись / Коллекция документов и материалов Ингушского «Мемориала».

25. Воспоминания участницы митинга 1973 года Х. Нальгиевой-Точиевой / Коллекция документов и материалов Ингушского «Мемориала».

26. Об этом в воспоминаниях А. Мартазановой сказано следующее: «Письмо “О судьбе ингушского народа” в ЦК КПСС, разумеется, рассматривали если не до митинга, то после него обязательно. Политбюро вынесло решение, в котором работу обкомов КПСС ЧИ АССР и СО АССР за последние пятнадцать лет со дня восстановления республики оценили отрицательно. Один экземпляр этого решения раньше, чем официальные органы двух республик, получил из Москвы (разумеется, тайными путями) Картоев Д. Об этом узнали в обкоме КПСС, попросили Картоева сказать, кто дал ему этот экземпляр. Картоев Д. – честный человек, мужественный, да и просто порядочный на это не пошел. Вот тут собрался КГБ. Подослали знакомого Картоева Д. с заданием: подбросить ему компрометирующие улики. Тот свое дело сделал, насыпал золотой песок в карман пальто Джабраила, которое висело в коридоре дома. Как только знакомый (Хашиев его фамилия, имя не помню) ушел, вошли оперативники с обыском. Сразу бросились к висящему на вешалке пальто и стали выворачивать карманы. “Улики” нашли. Картоев Д. – аккуратный, собранный человек, бывший разведчик. Стал бы хранить золотой песок в кармане пальто?.. Больного Джабраила арестовали, в доме трое суток шел беспрерывный обыск, искали решение Политбюро о событиях в Грозном. Книги все унесли, конфисковали все имущество, Картоева арестовали. Республиканская газета “Грозненский рабочий” за 27 апреля 1973 года сообщила об этом…» / Коллекция документов и материалов Ингушского «Мемориала».

27. Воспоминания участницы митинга 1973 года в г. Грозном. Х. Нальгиевой-Точиевой / Коллекция документов и материалов Ингушского «Мемориала».

———————

Яндиева М.Д. Общегражданский митинг ингушей 1973 года. – Назрань-Москва: Ингушский «Мемориал», 2008 г. — … с.