Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Дошлуко Мальсагов

Прежде чем говорить о едином чечено-ингушском литературном языке, нужно твердо уяснить, являются ли чеченцы и ингуши единой нацией. Четкость в этом вопросе необходима для разрешения вопроса о едином чечено- ингушском литературном языке. Тов. Сталиным в статье «Нация и национальное движение» дано следующее исчерпывающее определение понятию нация: «Нация это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни, психического склада, проявляющегося в общности культуры». Имеются ли у чеченцев и ингушей общность языка, территории, экономики и культуры?   Из поставленных вопросов наиболее трудным для четкого ответа является вопрос об общности языка, и для ответа на него мы имеем достаточно материалов. Услар в своей монографии «Чеченский язык» (стр. 2) говорит «язык нохчий дробится на множество наречий… но несмотря на это, чеченский язык представляет замечательное единство; уроженцы двух противоположных концов Чечни без затруднений могут разговаривать друг с другом, за исключением разве джераховцев (?), которые говорят весьма измененным наречием». Положение это подтверждает 3. К. Мальсагов, который отмечает: «коренное население Чечни и Ингушетии, а также население западной части Хасав-Юртовского округа Дагестанской ССР, всего в количестве свыше 400 тысяч душ, говорит на одном и том же языке, распадающемся на два наречия — чеченское (нохчийское) и ингушское (галгайское), и на ряд говоров, вроде мелхинского, аккинского, чеберлоевского и др., примыкающих, главным образом, к чеченскому наречию.

Чеченское и ингушское наречия отличаются одно от другого довольно значительно, однако, не настолько, чтобы чеченцы и ингуши не могли понять друг друга без предварительной подготовки
(3. К. Мальсагов — «Культурная работа в Чечне и Ингушии в связи с унификацией алфавитов»).
Изложенное вполне подтверждает другим исследователем чечено-ингушского языка, профессором Яковлевым, которого читаем: «Чеченец и ингуш без всяких затруднений понимают друг друга. Такую близость мы видим и в других проявлениях национальной культуры чеченцев и ингушей»  (Н. Ф. Яковлев — «К вопросу об общем наименовании чеченцев и ингушей»).
Каждый, кто имеет возможность наблюдать общение чеченцев и ингушей легко убедится в том положении, что чеченское и ингушское наречия хотя «отличаются одно от другого довольно значительно», но, тем не менее, составляют один язык. Никогда ингушу и чеченцу при встрече не приходится прибегать к третьему языку, каждый из них может объясниться на своем наречии, не боясь быть не понятым.

Следовательно,вывод тех, кто специально занимался чеченским ингушским языками о том что чеченское и ингушское наречия есть наречия одного языка, есть один, а не два самостоятельных языка, является бесспорным.

Общность территории чеченцев и ингушей не может вызывать никаких сомнений у того, кто знаком с географическим расположением Чеченской и Ингушской автономных областей. Общность эта сохранилась, несмотря на политику царизма, пытавшегося территориально разъединить чеченцев и ингушей.
Общность экономической жизни Чечни и Ингушии в условиях советской власти, в период построения социализма бесспорна, но больше того, экономика этих областей, трудовая деятельность населения их совпадают до мелочей. Не говоря уже о таких связующих звеньях хозяйства их, как нефтяная промышленность, алханчуртская водохозяйственная, система, даже зоны экономического районирования внутри этих областей совпадают. Высокогорная, горная, предгорная и степная зоны Чечни имеют свое естественное продолжение в Ингушии. Исторически сложившаяся культура чеченцев и ингушей, общественное устройство их, быт, верования, искусство во всех основных чертах представляют несомненное единство.

Из всего изложенного может быть только один вывод: чеченцы и ингуши составляют единую нацию.

Положение это не может дискуссироваться.

VII Ингушская областная партконференция, вынося решение о необходимости создания единого чечено — ингушского литературного языка и увязки культурной работы в Чеченской и Ингушской областях, засвидетельствовала это единство.

Поэтому идея 3. К. Мальсагова и проф. Яковлева о необходимости создания термина, обозначающего чечено-ингушскую нацию была совершенно правильна.

3. К. Мальсагов предложил термин «НАХЦЫ», проф. Яковлев «ВЕЙНАХЦЫ». 

Ни тот, ни другой термин пока никем не отвергнут и никем не аппробирован. VII Ингушская областная конференция, Ингушский научно — исследовательский институт, Ингушская терминологическая комиссия, Северо — Кавказский  научно-исследовательский институт ставили и ставят вопрос о едином чечено — ингушском литературном языке.

Вопрос о литературном языке ставится и в Чечне, в частности, газета «Серло» уделяет ему очень большое внимание. В один из летних месяцев 1933 ода этот вопрос будет стоять на специальном совещании в Сев. -Кав. Краевом научно — исследовательском институте с участием представителей Чечни и Ингушии.

Нужно отметить, что и на одном совещании до сих пор было принципиальных возражений против единого литературного языка. Все соглашаются с необходимостью создания его.

Но ни одна организация и ни один работник до сих пор не попытались вскрыть, в чем же, наконец, существо единого литературного чечено-ингушского языка и каков должен быть путь его создания. Мы этой ясности не видим даже в докладной записке Сев. -Кав. гор. н.-и. института: «О чечено — ингушском литературном языке», которая докладывалась Ингушской терминологической комиссии, и которая, очевидно, еще будет обсуждаться в Сев. -Кав. н.-и. институте.

Кстати, записка эта не дает ничего нового к брошюре 3. К. Мальсагова: «Культурная работа в Чечне и Ингушии в связи с унификацией алфавитов» (изд. 1928 г.).

Для успешного разрешения задачи создания литературного языка, нужно иметь правильную установку о нем и о процессе создания его. Литературный язык должен быть понятен и близок трудящимся, больше того, он должен быть языком трудящихся. Такой язык — утопия в буржуазном обществе, но такой язык — необходимая реальность в условиях советской власти, при построении социализма трудящимися, при небывалом культурном подъеме трудящихся, при всеобщей грамотности, при введении всеобуча, при внедрении в гущи трудящихся книги и газеты. При таком положении каждый новый факт языка и языкового строительства должен делаться достоянием масс. Таким образом, единый чечено-ингушский литературный язык должен быть не языком «избранного меньшинства», а языком масс, он должен создаваться и развиваться для масс. Таково должно быть содержание единого чечено-ингушского литературного языка. Как же он должен создаваться? Выше указывалось, что в вопросе о путях создания литературного языка нет до сих пор четких установок, но в отдельных замечаниях в газетах ,,Serlo» и Serdalo» в нескольких выступлениях при обсуждении этого вопроса, правда, недостаточно ясно, но наметились отдельные направления:

1. Выработать новый единый литературный язык, не считаясь с нормами ни чеченского, ни ингушского наречий.

Новый литературный язык в таком случае по своей структуре будет отличным от существующего разговорного языка и тем самым будет непонятен не только трудящимся массам, но и решительно всем, за исключением, быть может, самого прожектора. Это был бы не живой, разговорный язык, а нежизнеспособное, искусственное мероприятие, разрушающее работу по языковому строительству.

Очевидно, к такому языку стремится и т. Тутаев в № 87 938 газеты , Серло» предлагающий заменить личные формы местоимений , so», ,go», ,,iza», txo», ,,su», , uzus», , aza , aga», ,co», , oxu», , osa», , сага», -новыми, выдуманными терминами: , sos», ,gos», ,,izos», ,txos», ,jus», ,izos». Стать на такой путь поистине значило бы , sos» , т. е. сигнал бедствия на фронте языкового строительства Чечни и Ингушии и призыв к немедленной помощи. Все такие попытки внесения новшества, не отвечающие нормам и структуре языка, а ломающие их, должны встречать решительный отпор.

2. Относительно более приемлема мысль некоторых тт., высказанная на заседании Ингушской терминологической комиссии.

В основу единого литературного языка положить одно из существующих наречий и работать над развитием этого наречия в литературный язык.

Принятое наречье сделать обязательным для всей письменной литературы.

В случае, если бы пришлось стать на этот путь разрешения задачи создания чечено — ингушского литературного языка, то, ясное дело,пришлось бы выбирать для основы его или чеченское или ингушское наречие.

Первое из них пользуется тем неоспоримым преимуществом, что на нем говорит преобладающее большинство населения.

Вместе с тем нужно отметить, что диалектология Чечни не изучена, в пределах Чеченской автономной области имеется ряд диалектов, фонетические, лексические и морфологические особенности которых приближаются к ингушскому наречью.

Вот, что читаем мы в статье Генко: «Из культурного прошлого ингушей» (V том «Записок коллегии востоковедов при Азиатском Музее Академии Наук»): «Руководствуясь материалом лингвистической анкеты, производившейся в связи с первой переписью 1897 г., и записями, произведенными в 1926 г. автором этих строк, мы получаем следующую картину распределения диалектов: кроме джераховцев, языком, имеющим некотор существенные фонетические, морфологические и лексические особенности, характеризующие ингушский язык в отличие от прочих чеченских наречий, говорят: 1) жители Мецхальского, Хамхинского и Цоринского обществ Горной Ингушии, 2) жители всех плоскостных аулов, расположенных в районе верхнего течения рр. Камбилеевки, Сунжи, Ассы и отчасти Фортанги, за исключением расположенных в стороне, 3) так на Кистинские (по — грузински) обществ верховьев Аргуна, в частности общество Сохноевское и Маистинское, Тифлиской губернии и Хельдехроевское Аргунского округа, 4) на крайнем востоке чеченской территории… Чанка-юрт, булат-юрт, Кара-су, Галмайты и Билы юрт».

У профессора Яковлева («Языки и роды Кавказа») читаем: «что касается Вейнахского нагорья, то на всем протяжении, начиная от смежных с Дагестаном областей на Востоке (Чеберлоя и кончая Нагорной Ингушией, на западе, — распостранены особенности, которые мы должны признать весьма близкими и, может быть, даже целиком относящимися к ингушскому языку. Из их замечательно на востоке чеберлоевское, а на западе нагорно-ингушское (западное нагорное) наречия».

Значительный интерес представляют утверждения про Яковлева, что первоначальный культурный и языковой центр, сложивший еще в IX веке в Ассинском ущелье Нагорной Ингушии) под воздействие Грузино-Абхазской культуры, уже второй половины XVI века начал перемещаться в чеченскую плоскость, вследствие миграции туда ингушских племен из горной полосы, и, что с конца XV и начала XIX века «чеченизмы» проникают из экономически и культурно более передовой Чечни в Ингушию, и чеченское наречье вытесняет элементы ингушского говора из Горной Чечни.

Таким образом, по профессору Яковлев выходит, что чеченское наречье имеет тенденцию стать всеобщим в Чечне и Ингушии. Один из признаков этой тенденции проф. Яковлев видит в совершенном исчезновении в Ингушии ингушских песен и замене их чеченским.  Последнему утверждению противоречит  печатаемые Ингушским н.-и. институтом ингушские песни, собранные Измайловым.

Значительный рост ингушской письменности, художественной литературы и весь ход развития ингушского языка в послеоктябрьский период, — не дает нам повода утверждать не только о проникновении в Ингушию чеченского наречья, но и о сближении между ингушским и чеченским наречиями. Отрицательно на это сближение влияли полная оторванность Чеченской и Ингушской областей в культурной работе. 

К этому вопросу мы вернемся ниже.

Вывод же из изложенного может быть тот, что вопрос о границах чеченского и ингушского наречий и вопрос о диалектологии Чечни подлежат уточнению. Но совершенно бесспорно то, что в Ингушской авт. области все население, за исключением жителей одного селения Пседах, говорят на ингушском языке настолько однородном, что в нем нет даже оттенков говоров, тогда как в Чечне далеко нет этой однородности. Там, даже на плоскости, соперничают диалекты соседних округов Урус- Мартановского и Шалинского, за право лечь в основу литературного языка, а это два наиболее сходные между собой наречья плоскостной Чечни.

Но, несмотря на это, если бы был положен в основу общего литературного языка один из диалектов плоскостной Чечни, и всем предложено было бы писать на нем, то тем самым ингушское издательство обязано было бы прекратить свое существование, как ингушское, и все достижения, какие имеют Ингушия в области языкового строительства и частично в области культурного строительства пошли бы насмарку, Вся ингушская литература (художественная, педагогическая, научная,популярная) должна была бы перестраиваться на чеченское наречие, вернее, один из диалектов его. А такая перестройка невозможна, ибо одно дело понимать речь и совершенно другое, несравненно сложнейшее, требующее знаний и навыков, как результат длительного изучения, -овладение языком наречием), чем обладает очень небольшое количество ингушей. Такой переход был бы непонятен трудящимся Ингушии и значительно замедлил бы темпы культурного строительства ее.

Если бы в основу литературного языка положено было ингушское наречие, то неудобство его было бы еще больше. С одной стороны потому, что чеченцы меньше понимают ингушское наречие, чем наоборот, а с другой стороны, как отмечалось выше, чеченцев все-таки на много больше, чем ингушей, пропорционально чему увеличились бы и неудобства от такого перехода.

Указанные неудобства заставят отвергнуть предложения такого перехода на единый литературный язык, хотя преимущество его, заключающееся в радикальности его, соблазняет некоторых товарищей. Остается третья возможность — дальнейшая работа по развитию чеченского и ингушского наречий, но с тем, чтобы это развитие качественно отличалось от нынешнего. Оба наречия, развиваясь, должны идти к единству, а не расходиться еще больше между собой, как ныне. Спрашивается, возможно ли это? Да, при правильной организации работы возможно. В самом деле, стоит только сравнить первые номера газеты «Сердало» и «Серло» с их последними номерами для того, чтобы уяснить себе, какой громадный путь в своем развитии сделали ингушское и чеченское наречие в послеоктябрьский период.

3. К. Мальсагов еще в 1924 году в статье «Общечеченская письменность» («Горский вестник», 1924 г.), писал: «Несомненно, во всяком случае, что комбинация разнообразных диалектических особенностей отдельных наречий может быть одним из способов разрешения этой задачи, вообще говоря, непредставляющей особо сложных затруднений».

Если бы эта задача практически поставлена была, как узловая, с 1923 г., т. е. со дня возникновения чеченской и ингушской письменности, и если бы мы, комбинируя диалектические особенности чечено-ингушского языка в направлении к единству, к литературному языку, то на сегодняшний день мы имели бы совершенно другую картину в деле сближения всех диалектов этого языка в единый литературный язык.

Если бы тот огромный путь, который сделали чеченские и ингушские наречья в своем развитии после Октябрьской революции, нами был бы направляем к  единству, то мы бы уже имели сегодня основу для единого литературного языка.

Напрасный труд — утверждение, что такой переход к единству литературного языка слишком длителен, а потому результат он даст очень нескоро, ибо при нынешних темпах развития языка это сближение будет идти колоссально быстро, больше того, эти темпы, будучи правильно направлены, будут все время нарастать. Нужно только твердо стать на путь сознательного сближения наречий чечено-ингушского языка.

Ингушская терминологическая комиссия, принимая постановление о некоторых изменениях в орфографии, написании окончания родительного и дательного падежей, имела в виду сближение с чеченским языком.

ИнгОНО, введя в учебники еще в 1932 году чеченские тексты, Ингсоюз советских писателей, издавая с 1931 г. в своих литсборниках художественные произведения на чеченском наречии стали на этот путь, но это еще слишком робкие шаги, нужно тверже и смелей становиться на путь сближения, но становиться нужно не только Ингушии, но и Чечне.

В период построения социализма в связи с экономическим и культурным ростом национальных областей, языки их не могут целиком удовлетворять запросов соцкультстроительства, поэтому в них «ушатами» вливаются новые слова, выражающие новые понятия и отношения.

Если чеченские и ингушские организации установят для новых слов единые общие для чеченского и ингушского наречий формы словообразования и словопроизношения, то это действительно был бы значительный скачок в деле создания единого литературного языка. Конечно, эти формы словоизменения и словообразования не должны быть случайными, искусственными и надуманными. Они должны отвечать духу языка.

«Комбинация диалектических особенностей отдельных диалектов» позволит нам выработать такие формы для всего нового, вводимого в язык. И такие формы действительно будут национальными и облегчат массам усваивать содержание новых слов и оборотов. Постараемся иллюстрировать эту мысль маленькими примерами:

а) в чеченском наречии нет уменьшительной формы для имен существительных, ингушском — есть суффиксы «lg» «rg», Эта форма могла бы быть принятой для чеченского наречья и сделаться формой будущего единого чечено-ингушского литературного языка;

б) Ингушская терминологическая комиссия, рассмотрев все имеющиеся в чеченском и ингушском наречиях формы образования прилагательных, постановила рекомендовать для всех вновь вводимых терминов прилагательности суффикса ne», а в особых случаях — суффи ,ra» (суффиксы эти свойственны обоим наречиям).

Нужно подобным путем установить формы словообразования, а также формы словоизменения для всех частей речи. Когда эти формы привьются, пользуясь ими, можно будет вытесняя из литературного языка все, что не является общенациональным. Таким образом создастся единый чечено-ингушский литературный язык без болезненных ломок, без задержания культстроительства в какой-либо части Чечено-Ингушии, а, наоборот, способствуя развитию его.

Для осуществления создания тако литературного языка нужно единое руководство, нужно твердое планирование всей работы языкового строительства для чего необходимо создать единую Чечено-Ингушскую терминологическую комиссию из авторитетных, квалифицированных и политически крепких товарищей. Все мероприятия по языковому строительству должны получать апробацию со стороны этой комиссии, без чего они (мероприятия) не должны иметь законную силу.

Постановление единой терминологической комиссии должны быть обязательны как для Чечни, так и для Ингушии.

В заключение приводим постановление Ингушской терминологической миссии от 10 мая 1933 г., характеризующее установку ее по созданию единого чечено-ингушского языка: «Считая создание единого чечено-ингушского литературного языка делом первостепенной важности, наметить и провести следующие практические мероприятия созданию чечено-ингушского языка:

a) установление единой чечено-ингушской графики; 

б) объединение чечено-ингушской терминологической работы;

в) объединение всей орфографической работы;

г) согласование работы чеченского и ингушского издательств, практикуя взаимную информацию и взаимное использование тиражей некоторых изданий;

д) введение изучения чеченского наречия в ингушских школах, а в чеченских школах — изучение ингушского; 

е) после предварительной подготовки созвать чечено-ингушское совещание по разработке мероприятий по созданию единого чечено-ингушского литературного языка;

ж) согласование планов отделений языка и литературы Чеченского и Ингушского научных институтов;

3) согласование всей работы по созданию стабильных учебников;

и) составить и издать грамматику и словари схождений и расхождений в чеченском и ингушском языках».

ДОШЛУКО МАЛЬСАГОВ,

«О едином чечено-ингушском литературном языке» // журнал «Революция и горец», №5, 1933 год