РУКОВОДСТВУ И УЧЕНЫМ ЧЕЧЕНО-ИНГУШСКОГО НИИ
ИСТОРИИ, ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
Уважаемые товарищи!
Я обращаюсь к вам, потому что в разбираемом вопросе главное слово должно принадлежать вам. С некоторых пор и, в особенности, в последнее время в науке и литературе все большие масштабы принимает распространение термина «вайнахи».
Так, например, появились кинокартины, книги под названием «В стране вайнахов», «Песни вайнахов» есть ансамбль песни и танца «Вайнахи», есть «вайнахские юморески». А в статье «Прочтенные страницы», опубликованной в «Грозненском рабочем», говорится уже о более серьезных вещах: о «кавказском народе» «вайнахи», о «вайнахском зодчестве» и даже о представителях местной национальности — «вайнахах». Что это — научное открытие, или политическая безответственность?
От эдаких вольностей до постановки вопроса об аннулировании чеченской и ингушской национальностей — один шаг. Некоторые столичные ученые вслед за нами от употребления этого термина в языкознании ныне торопливо переходят к замене им национальных названий чеченцев и ингушей.
Я умышленно не называю имен авторов, потому что не в них дело, а в принципе.
Возникает вопрос — случайно ли это явление, или закономерно вытекает из каких-то жизненных потребностей наших народов, науки, культуры, литературы, политики?
И к чему должна привести столь всеобъемлющая нагрузка на этот термин?
Об этом и стоит поговорить. О чеченцах и ингушах в литературе мира известно несколько тысячелетий. Напоминать источники эти вам, ученым, мне нет необходимости. А для того, кто не знает, — достаточно сослаться на последнюю книгу Крупнова «Средневековая Ингушетия»*. Во всех источниках на протяжении веков чеченцев называли «нахчематьяны», «нахчи», ингушей — «кисты», «кусты», «глигвы», «гаргареи».
И нет ни одного свидетельства, даже самого отдаленного, о том, что когда-то были народом с единым названием, несмотря на все наше очевидное родство.
Науке не известно и то, чтобы эта самостоятельность названий и самоназваний наших народов когда-нибудь мешала нам жить в дружбе, в том числе даже тогда, когда в период Кавказской войны ингуши, дабы избавиться от кабардинской зависимости и получить возможность выйти из гор, жить на плоскости, были про русской ориентации и дрались на их стороне.
История не знает случая, в том числе и наш фольклор Это было вполне закономерно и не могло вызывать ни каких возражений, ибо подобно этому в науке существуют термины славянские языки (русский, украинский, белорусский, польский, чешский, славянский, лужичанский, кашубский, болгарский, сербский, хорватский, словенский, македонский боснийский), финно — угорская семья языков, тюркская, насчитывающая 19 национальностей только в СССР, палеоазиатская и др.
Но ни один из этих народов, входящих в единые лингвистические семьи, никогда не стремился заменить название своей национальности, народности общим названием своей лингвистической группы, даже тогда, когда это название имело для них исторически общее значение.
К примеру: казахи и киргизы-тюрки — соседи. В историческом прошлом и в языковом отношении они стоят гораздо ближе друг к другу, чем чеченцы и ингуши. До революции их вместе называли киргизами. Но даже они не делали попыток с нивелироваться под общий термин — тюрки.
Есть у нас в Союзе восемь следующих народностей:
1) чукчи — 14 тысяч;
2) коряки — 7 тысяч 500 человек;
3) нивхи — 4 тысячи 400 человек;
4) ительмены — 1 тысяча 300 человек;
5) кеты — 1 тысяча 200 человек;
6) эскимосы — 1 тысяча 100 человек;
7) юкагиры- 600 человек;
8) алеуты — 400 человек.
Всех вместе их не более 30 тысяч и относятся к единой лингвистической семье — палеоазиатской.
Однако каждая из этих маленьких народностей называет себя своим именем, гордится им, развивает свою национальную культуру в соответствии с программой нашей партии и не испытывает необходимости изобретением общего названия крепить дружбу между своими родственными народами. Есть и иной пример: кабардинцы, черкесы, адыгейцы — в самоназвании все адыги. Однако не известно, чтобы они стремились, отказавшись от своих индивидуальных названий, объединиться под именем адыгов, хотя оно для них историческое, а не искусственное.
И только отдельные представители нашей интеллигенции, вначале употребляя слово «вайнахи» фигурально теперь, как бы для дружбы и без того вполне дружных наших народов, употребляют этот термин всюду, где только можно и нельзя, активно вытесняя из русского лексикона слова чеченец и ингуш.
Неправомерность, ненаучность, неполитичность этой тенденции станет немедленно ясна, как только мы по- пробуем перенести подобную практику на другие народы. Например, начать все русское, украинское, польское, болгарское и т.д., их поэзию, территории, названия национальностей называть только славянскими. Но славяне-то — хоть издревле славяне, а мы никогда не были вайнахами!
Следовательно, исторически и научно у нас нет оснований и необходимости менять древние названия наших народов. Этого не понимать, или желать могут только, те которым претят сами слова «чеченец», «ингуш». Языки у нас родственны и схожи.
Но разница между ними все же так велика, что их нельзя назвать одним языком.
Они вполне самостоятельны, со своим фольклором и литературой. Все шире и глубже распространяясь о том, что «вайнахи» один народ, даже одна нация, товарищи забывают, или умышленно стремятся к тому, что должно логически вытекать из этого утверждения, если его принять за истину. Если мы один народ, тогда мы должны иметь один язык, одну литературу, художественную и политическую, в том числе и газеты. Должны изучать в школах один язык. Одна национальность должна иметь одно государственное название.
В условиях нашей республики по численности наших народов это могло бы произойти только за счет дискриминации всего ингушского, как народа меньшего по численности. В подтверждение того, что именно такая тенденция заложена в этом так называемом объединяющем термине, можно сослаться на статью т. Мальсагова Абу «Его делам не позабыться».
Там сказано: «такие наименования и термины, как «нахские языки», «вайнахский народ» и другие… и сегодня, когда вопросы сближения чеченского и ингушского литературных языков стоят на повестке дня, идеи и предложения Заурбека остаются актуальными».
Термин «нахские языки» на своем месте и не вызывает возражений. Но кто и во имя чего мог бы поставить «на повестку дня» такой филистерский вопрос, как сближение чеченского и ингушского литературных языков?
Во-первых, ни у чеченцев, ни у ингушей нет литературных языков отличных от языков этих народов. Значит, речь может идти только о сближении этих народных языков. Актуальность такой задачи более чем сомнительна, потому что каждый из этих языков справляется со своей задачей.
Во-вторых, и в чеченскую и в ингушскую литературу, за все время их существования вряд ли проникло взаимно столько слов, чтобы об этом можно было говорить, как о каком-то процессе. Гораздо реальнее и ощутимее можно говорить о пополнении словарного состава наших языков за счет русской терминологии. Это живой, жизненный неотвратимый процесс. А так как чеченский и ингушский языки приблизительно равноценны, им, как говорится, занимать друг у друга нечего.
В-третьих, все разговоры о путях слияния наших языков схоластичны, ибо не имеют под собой реальной почвы жизненной необходимости.
Кисты (чеченцы), бацбийцы (ингуши), проживающие в отрыве от основных этнических групп в Грузии несколько веков, несмотря на то, что их там четыре селения — не утеряли своих диалектов. Дигорский диалект в Осетии, на котором говорит всего 30 тысяч человек, находясь в иронском массиве, многие века сохраняет свою полную самостоятельность. В то же время и у осетин и у нас, как и у других народов нашей страны, отмечается развитие двуязычия и тенденция утрачивания своего языка за счет русского. По данным опубликованной статистики, у осетин уже 11,4% населения не говорит на родном языке. Родным для них стал русский. Медленнее, но этот же процесс происходит и у нас. В этих условиях говорить о создании единого чечено-ингушского, а как сказано выше «вайнахского» языка, как промежуточной стадии к переходу к единому языку, вообще — фантазия, которая никогда не осуществится. Значит, для того чтобы подкрепить идею единого «вайнахского народа», остается один путь, чтобы сделать его народом с единым языком: объявить ингушский язык диалектом, а основным, национальным языком признать чеченский.
Вы знаете, что подобные мысли кое-кем вынашивались. Что из этого может получиться — тоже не секрет.Вот почему не так уж безобиден термин «вайнахи». В нем менее всего в подобной интерпретации имеются идеи дружбы народов. Подводным течением идеи «вайнахства» является тенденции к национализму. Имена чеченского и ингушского народов, сами по себе ничем не скомпрометированы. Под этими именами их знает мировая история. Под этими именами мы запомнились нашим врагам, врагам революции. Под этими именами мы вошли в историю Октябрьской революции, в историю партии. И нам нет необходимости единственными из народов СССР, как провинившимся, пытающимся замаскировать свое позорное прошлое, менять национальные наши паспорта.
Следовательно, ни литературными, ни политическими соображениями оправдать столь широкую популяризацию и внедрение в жизнь термина «вайнахи» тоже нельзя.
Наконец, даже в случае необходимости нашего переименования, как можно живые народы назвать такой наивной фразой: «мы люди» или «наш народ»?
Это же просто фраза из диалога, который может быть произнесен на любом языке. «Ты из наших? Да, из наших».
Как можно подобной фразой из разговора наименовать народность, изобретать новую национальность!?
Как можно, не издеваясь над своими народами, говорить самим и позволять говорить другим про себя: «вай-нахи», «страна вайнахов», «национальность вайнахов», «республика вайнахов»… т.е. «мы люди», «страна наших людей», национальность «наши люди». «Наш-народская», «нашелюдийская» республика!
С точки зрения научной, этнографической, семантической — это ведь самая настоящая профанация. Нонсенс, не имевший равного в народах. Как можно над этим не задуматься, а задумавшись, не избавиться от этого термина пока не поздно.
И последнее: в Конституции СССР и РСФСР нет «Наш — народской», «Нашелюдийской» республики. Есть — Чечено-Ингушская АССР. По государственному учету, статистике страны — нет национальности «вайнахи». Есть чеченцы и ингуши. Переименовать народы без их ведома и согласия никто не имеет права. Нельзя творить насилие и произвол над народами ни в чем. И уж если переименование Чечни и чеченцев, Ингушетии и ингушей вопрос неотложной необходимости, он все равно должен подвергнуться всенародному обсуждению. Только волеизъявление всего народа может быть решающим. Решение народа может вступить в силу лишь по утверждения его в законодательских инструкциях и внесения соответствующих законов в Конституцию СССР. До тех пор любое самовольничание в этом вопросе, взирая на лица и ранги, должно пресекаться через издательства, редакции, радио и газеты, органы цензуры, как беззаконие.
Наши народы не должны и не могут терпеть произвольного обращения с самым святым для них — с их добрым именем. Они не могут терпеть псевдонаучную кличку, какими бы высокими принципами и идеалами она прикрывалась.
Я умышленно обнажил перед вами неизбежный финал этого, пока с точки зрения обывателя, невинного явления моды, или вульгаризаторства. Но если уже сейчас не легко будет побороть в себе и в других инерцию к этому слову, позже оно просто станет неодолимым, как слово-паразит языке человека. И мы будем свидетелями того, как, благодаря нашей пассивности, наши народы встанут перед отнюдь не дружественными политическими проблемами. Думаю, что ситуация понятна, и вы сумеете остановить столь широко и ничем не оправданно внедряющееся в жизнь произвольное переименование наших народов. У вас для этого достаточно сдерживающих средств, эрудиции, авторитета и прав. Готов согласиться с вами, если вы докажете мне, что я ошибаюсь.
С глубоким почтением,
ИДРИС БАЗОРКИН
8 апреля 1972 г.
——————
*Книгу Крупнова — Евгений Игнатьевич Крупнов (1904-1970), видный советский ученый, кавказовед, лауреат Ленинской премии, автор монографий «Древняя история Северного Кавказа» (1960) и Средневековая Ингушетия (1971).
Читайте также:
Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать. 
Оставьте комментарий