Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Усиление темпов культурного и хозяйственно-политического развития нацобластей Советского союза и, в частности, Северного Кавказа во многом зависит от большевистски правильного разрешения целого ряда национально-языковых вопросов. Построение национальной терминологии, разработка конкретных систем национальных орфографий, рационализация, унификация алфавитов, изучение диалектов нац. языков, составление их научных грамматик и др. — все это на современном этапе соцстроительства в нацобластях приобретает исключительное значение и должно привлечь к себе максимальное внимание научных и практических работников, участвующих в национально-культурном строительстве нацобластей. Развитие периодической национальной печати, доведение печатного слова, политической статьи, научной брошюры, художественного рассказа до трудящегося горца в большинстве случаев обусловлено тем, как написана предлагаемая для чтения литература. Все отдельные вопросы нац. языкового строительства, в конечном счете, концентрируются вокруг одного основного вопроса оформления и всестороннего развития национального литературного языка. До самого последнего времени в нацобластях Северного Кавказа это оформление и развитие нац. литературных языков проходило без достаточно необходимого руководства со стороны специальных научно-исследовательских организаций, комитетов Н. А. и нац.институтов. Мало того, в условиях нашего края мы часто сталкиваемся с фактом просто умышленного создания препятствий в развитии единых норм литературной речи, письменного языка путем разнобоя  в алфавитной работе, орфографической. терминологической и др. В первую очередь, это относится к вопросу о чечено-ингушском литературном языке. Исторически близкие друг к другу по культуре, языку, территории, формам хозяйства, чеченцы и ингуши на ряде конференций сами неоднократно поднимали вопрос о создании единого чечено-ингушского литературного языка и об объединении целого ряда культурных мероприятий. Так, в частности, уже на чечено-ингушской конференции по унификации алфавитов, происходившей в г. Владикавказе в июле 1928 г., по вопросу об издательских мероприятиях было вынесено следующее постановление: «Близкое родство ингушского и чеченского языков и достаточно ясно определившаяся тенденция к дальнейшему их сближению ставят на очередь вопрос об объединении издательской работы и об установлении основ общего письменного языка. Унификация алфавитов представляет первый и весьма важный шаг в этом направлении. Дальнейшая работа по выяснению путей развития единого литературного языка может вестись совместно и в этих целях конференция находит необходимым издание специального журнала, посвященного разработке этого вопроса» (подчеркнуто нами E. C.). На той же конференции в тех же целях было признано необходимым издание ингушско — чеченской хрестоматии, содержащей тексты, словарь к ним и комментарии. Через два года — в декабре 1930 г. на новой чечено-ингушской конференции по языковому строительству, проходившей в г. Грозном, вновь был поставлен вопрос «О литературном языке Чечни и Ингушетии». На этой конференции был принят уже целый ряд постановлений по вопросу об об’единении чеченского и ингушского алфавитов, орфографии, терминологической работы и мероприятий по линии культурного строительства. Приняв постановление об унификации чечено-ингушского алфавита, конференция сочла нужным подчеркнуть, что «при дальнейшем росте письменности на чеченском и ингушском языках, в связи с ростом экономического и культурного их развития, необходимо согласование их орфографии для устранения в ней излишнего и вредного разнобоя»; отмечая неблагополучие на терминологическом участке работы в крае, конференция выносит постановление «унифицировать. работу терминологических комиссий Чечни и Ингушетии как между собою в выработке одинаковых терминов, так и с другими горскими комиссиями».

В целях об’единения и согласования работы по культурному строительству в Чечне и Ингушии, конференция предложила:

«а) об’единять курсы по подготовке учительства в обеих областях, а также и другие временные курсы — ликвидаторов неграмотности, переводчиков, секретарей сельсоветов и т. п. для об’единения, обмена опытом и согласования их работы;

б) обязать надлежащие организации научного и культпросветительного характера в обеих областях взаимно информировать друг друга о разного рода культурных мероприятиях по языку, терминологии, издательству и т. п.;

в) создать в Чеченской автономной области общегорскую типографию со всеми шрифтами, употребляющимися в горских областях, и шрифтами научной транскрипции для печатания научных работ;

г) просить ВЦК Н. А. о всемерной помощи Чечне и Ингушетии в деле разработки алфавитов, языков и терминологии и др.».

В январе 1932 года вопрос о едином литературном языке Чечни и Ингушетии был вынесен на обсуждение ингушской областной партконференции. По докладу секретаря обкома ВКП(б) тов. Маурера партконференцией было принято постановление о проведении подготовительных мероприятий по установлению единого письменного языка для чеченцев и ингушей. О данном постановлении тов. Маурер  в январе того же года информировал 7-ю краевую партконференцию

1. Обсудив в мае 1933 г. докладную записку Крайкома Н. А. и СК ГНИИ «О чечено-ингушском литературном языке» и исходя из решений ингушҫкой областной партконференции, бюро Ингобкома ВКП(б) вынесло постановление о немедленном проведении в жизнь унификации чеч. -ингушского алфавита, об’единения орфографической и терминологической работы, создания межобластного чеч.- ингушского комитета Н. А. и согласования плана изданий чеченского и ингушского нациздательств с организацией перекрестного распредления выпускаемой издательством литературы. Тем же постановлением бюро Обкома Зав. Инг. облОНО тов. Шадиеву и директору Инг. H.-И. ин-та тов. Мальсагову 3. поручило в декадный срок разработать практический план реализации намеченных решением бюро обкома мероприятий и провести согласование их с чеченскими областными организациями. Бюро Чечобкома ВКП(б) также положительно отнеслось к намеченным в докладной записке Крайкома Н. А. и СК ГНИИ мероприятиям. Таким образом, вопрос имеет уже историческую давность и должен быть уже разрешаем конкретно на основе детального изучения языковых материалов.

II. Вопрос о соотношении языка чеченцев и ингушей и о создании для них «единого письменного языка» нашел себе отражение в специальной литератуpe. П. К. Услар, давший впервые систематическое изложение фактов чеченского языка, совершенно не отделяет ингушского языка от чеченского. В первом же параграфе своей грамматики он пишет буквально следующее: «Язык нахчий дробится на множество наречий, которые возникли частью по уединенному положению некоторых обществ, частью же под влиянием языков соседних народов, осетин, и в особенности кумыков. Но, несмотря на то, чеченский язык представляет замечательный характер единства; уроженцы двух противоположных концов Чечни без затруднений могут разговаривать друг с другом, за исключением разве джераховцев, которые говорят весьма измененным наречием. Различие наречий преимущественно обозначается употреблением тех или других гласных и также полных или усеченных форм. Чеченский письменный язык должен еще выработаться; но он будет общим для всех чеченцев».1     Академик Шифнер, издавший в 1863 г. свои Tschetschenzische Studien 2 говорит только о чеченском языке, не разделяя его на наречия. Фридрих Мюллер в своем четырехтомном , Grundriss der Sprachwissen schaft» 3  дает, краткий очерк фонетики и грамматики чеченского языка, рассматривая его опять-таки в целом, что, возможно, объясняется тем, что в описании фактов чеченского языка Ф. Мюллер, как в основном и Шифнер, следует непосредственно Услару. Самые незначительные отличия между чеченским и ингушским языками, в частности, в системах склонения намечает фон-Эркерт в своей работе ,,Die Sprachen des kauka sischen Stammes». Проф. Н. Трубецкой в статье , Langues Caucasiques Septentrionales» в сборнике , Les langues du Monde» 5, рассматривая чеченскую языковую группу, в главе , Языки чечено-ингушские или кавказско-восточные» выделяет собственно ингушский язык, но при этом замечает буквально следующее: «1 группа чеченская заключает в себе три ветви: a) чеченская (nahts’uin muott) в собственном смысле слова с ее непосредственно изученными диалектами (galgai, àuh, itskeri) расположена в округах Грозненском, Веденском и Хасав-Юртовском Терской области; б) ингушская в Назрановском округе (в окрестностях Владикавказа); b) тушинская t’us или bat’ в нескольких аулах верхнего бассейна на Алазани в Телавском округе (в Грузии). Все эти идиомы близко сходны между собою. Во всех трех имеется налицо система 6 грамматических родов» и т. д. Подчеркивая ближайшее сходство, всех трех подгрупп чеченского языка, H. Трубецкой относит, между прочим, к собственно-чеченской группе наречие galga, т. е. распространенный именно среди ингушей этнический термини используемый обычно для обозначения именно ингушского языка; термин «ghalghaj» ингушей Трубецкой отожествляет, видимо только с назрановцами. A. Дирр в своем Einführung in das Studium der Kaukasischen Sprachen 6 дает отдельные грамматические очерки для чеченского, ингушского и бацойского языков, подчеркивая в то же время, что ингушский язык является диалектом чеченского. Наиболее сжатый и наименее точный очерк Дирром и посвящен именно ингушскому языку, но как диалекту чеченского. Из других высказываний интересно и показательно выступление в печати по данному вопросу директора Ингушского Н.- И. Ин-та тов. Мальсагова 3.

В своей работе , Культурная работа в Чечне и Ингушетии в связи с унификацией алфавитов» (1928 год) т. Мальсагов З. пишет: Коренное население Чечни и Ингушетии, а также население западной части Хасав-Юртовского округа Дагестанской ССР, всего в количестве свыше 400 тыс. душ, говорит на одном и том же языке, распадающемся на два наречия — чеченское (нохчайское) и ингушское (галгайское) и на ряд говоров, вроде мелхинского, аккинского, чаберлоевского и др., примыкающих, главным образом, к чеченскому наречию. Чеченское и ингушское наречия отличаются одно от другого довольно значительно, однако не настолько, чтобы чеченцы и ингуши не могли понимать друг друга без предварительной подготовки, хотя обычно ингуши легче усваивают и лучше понимают чеченскую речь, чем наоборот. Существующая в Чечне и Ингушетии письменность пользуется латинским алфавитом, приспособленным к звуковым особенностям языка. Он был применен сперва к ингушскому наречию в 1923 г. а затем введен и в Чечне, где он был при этом подвергнут некоторым изменениям.

Возникло таким образом два алфавита, и культурная работа стала проводиться там и тут вполне самостоятельно, без взаимной связи, несмотря на то, что в обеих областях как общая обстановка, так и специальные условия культурной работы, а равно и ее формы, содержание и цели по существу одни и те же». Устанавливая необходимость проведения дополнительных мероприятий в целях об’единения работы по культ- строительству в Чечне и Ингушии, тов. Мальсагов дальше пишет: Унификация алфавитов есть первый шаг к сближению письменности Ингушетии и Чечни. Следующим шагом явится унификация орфографии, тесно связанная с вопросом об общем письменном языке. Для развития письменности, рассчитанной на удовлетворение многообразных потребностей культурно-политического и хозяйственного строительства какой-либо страны, необходим единый письменный язык, с прочными графическими и орфографическими формами. Унификация алфавитов должна послужить началом нового этапа в развитии нашей письменности. От литературной обработки наречий необходимо перейти к разработке общего письменного языка, от разобщения — к объединению. Подобные же замечания мы находим Н. Ф. Яковлева: ,,К вопросу об общем наименовании родственных народов , чечены и ингуши» (Записки Г. Н. Института, т. І, 27 г.). Совершенно категорически, в смысле полной необходимости установления для и ингушей единого литературного языка, на лекциях в С. К. Горском Н.И. Институте в декабре 1932 г. высказывался и ученый специалист Академии Наук- заведующий кавказским кабинетом института Востоковедения Академии Наук СССР профессор А. Н. Генко.

Во всех приведенных нами высказываниях четко подчеркивается, одной стороны, ближайшее родство чеченского и ингушского языков и наблюдаемые сейчас тенденции к дальнейшему их сближению, с другой, вызываемая современным этапом соцстроительства Чечни и Ингушии, созревшая потребность в плановом руководстве процессом создания единого письменного языка для этих нацобластей. В области чечено-ингушской фонетики, звукового строя чеченского и ингушского языков мы наблюдаем почти полное тождество. Исключение представляют две гласных среднего рода-И и О, (от Редакции ghalghay.com: в тексте эти буквы И и О с двумя точка сверху)наличествующие только в чеченском (iistagh-баран, örsin örsinig-русский и др. в чеченском языке; в ингушском ustagh и т. п.) и гласный краткий типа русского-ы, существующий только у ингушей и передававшийся у них старой орфографией через у (игрек). Незначительное отличие чеченской фонетики от ингушской мы наблюдаем в характере звучания таких дифтонгов, как-оа, ярко выступающем в ингушском и более слабо в чеченском, и ie- более ярко сохранившемся в чеченском, выражающемся на письме в ингушском через простое ,,е», но при произношении сохраняющем и в ингушском дифтонгическое сочетание типа русского ,,Ы» в середине слов: чеч. diegh, инг. degh—те- ло; чеч. diexar—просьба, инг. dexar и др.

До последнего времени ингушский язык отличался фонемой F, что было отмечено еще Усларом (fälg — сказка, fuo-воздух и др.), но сейчас под влиянием заимствований из русского и международных терминов фонема включена и в состав чеченского языка, как и других кавказских языков. Следует упомянуть о так наз. фонетических чередованиях — ингушскому f в чеченском обычно соответствует v или һ: чечен. hun-инг. fun что; чеч. vota- инг. fata — барабан, чеч, verti — инг, ferta войлок; чеч. huard-инг. fuord море; чеченскому st соответствует ингушское (чеч. stag-инг, sag’- человек и др.)

Переходим к сравнительному анализу чечено ингушской лексики. При сравнении словарного состава чеченского и ингушского языков мы стремились определить, насколько лексический состав в этих языках является общим, при этом нами были приняты во внимание, кроме сходства значений слов и звукового оформления корней слов, также сходство и расхождение лексики в словообразовании. Сходство в словообразовании имен существительных состоит в следующем. В чеченском и ингушском языках есть следующие суффиксы со сходными значениями: rg: чеч, axkarg волдырь, инг. axkarg) bherg глаз, инг. bharg и др. ar: чеч. buolar походка, инг, buolar ittar стирка, мойка, инг. ittar и др. am: чеч. qieram страх, болезнь, инг. quran, baxam хозяйство, инн. boaxam и др. uo, — xuo, — luo: — чеч. -сосед инг. и др. bielxaluo — рабочий, инг. bielaluo ахагхио-пахарь, ингушск. ахагхио и др. са: чеч, служащий, инг. ghuluqca, jozunuca писец, ингушск. joazuonca и др. Приставка са-чеч. camgar болезнь, инг. camagar и др.

1. Расхождение в словообразовании имен существительных состоит в следующем:

a) в чеченском языке нет уменьшительных суффиксов, наличных в инг. языке: Инг. cuogalg лисичка (cuogal-лисица), чеч. zimin cxuogal-маленькая лисица (cxuogal-лисица), инг. bijrg—ребеночек (bier-дитя, ребенок), чеч. zimin bier—ма- ленький ребенок.

б) чеченскому суффиксу lla в ингушском языке соответствует  L,-luo,-uo сходным значением: чеч. dikalla доброта, инг. dikal, чеч. astaghalla — хромота, инг. astaghal, astaghluo, attulla—легкость, удобство, инг, atal, attuo.

Сходство в словообразовании имен прилагательных заключается в следующем: Чеченскому окончанию имен прилагательных n (носовому) соответствует в инг. языке также n (носовое), но только в именах прилагательных, являющихся собственно род. пад. ед. числа сущ. : axkan — летний, axka — лето, chien — домашний (cha-дом) и другие.

2. Чеченскому окончанию-on (с носовым n) onig в инг. соответствует (с носовым n) с тем же значением: Чеч, muozon, muozonig-желтоватый, инг. moazon-коричневый и др.

3. Имена прилагательные, усвоенные из других языков, обычно сохраняют в чеч. и инг. языках иноязычное окончание. Чеч. esil esilnig — мирный, скромный, инг, äsal, чеч, müthäx-преданный, инг. muthax, чеч. poctin—почтовый, инг. -poctovij и др.

4. Чеченскому окончанию rі — і в инг. соответствует — rа,-а, в которых звуки i- а, как конечные и безударные, утрачивают полноту образования, а по тому в живой речи звучат почти одинаково: чеч. thiexari, — — задний, инг. thiexara; gieni-далекий, инг. и др.

Расхождение словообразовании имен прилагательных заключается в следующем:

1. Чеченскому окончанию имен прилагательных-n (носовому) соответствует в инг. яз. в большинстве случаев- а: чеч. attan-удобный, инг. atta, miskin бедный, несчастный, инг. miska luoxun- низкий, инг. и др.

2. Чеч. окончанию — lier(i)nig в инг. соответствует — га: чеч. hinciliernig нынешний, инг. taxanara, чеч. ganalier(i) nig нынешний, инг goanara. Чеч. окончанию-іга соответствует в инг. — ar: чеч. bäccira-зеленый, инг. и др.

3. Прилагательные с значением , отсутствия» (русск. без, не) в чеч. яз. образуются или при помощи суфф. zin- или отриц. формы прич. наст. вр. от глаг. , быть», тогда как в инг. посредством суфф. — rа или отриц. формы дееприч, наст. времени от того же глагола: чеч. cemzin — безвкусный, инг. camara pajda buocurg бесполезный, инг. pajda boacys.

Сходство в словообразовании глаголов в чеч. и инг. языках состоит в следующем.

1. В чеч. и инг. языках огромное число глаголов образуется посредством соединения глаголов-ar делать (ся) и alar дать (ся) с другими частями речи. Значение таких сложных глаголов в чеч. и инг. языках сходно: действие или состояние, признак которых дан первым членом сложения.

2. Очень многочисленны глаголы сходного значения, образованные посредством приставок dha, cu, ara, -ulu и др., уточняющих основное значение глагола в смысле указания направленности действия. Таким образом, при учете всех указанных схождений и расхождений, сравнение словарного состава чеч. и инг. языков показывает, что лексический состав этих языков на 80% является общим. Что касается морфологии, то сопоставление систем склонения и спряжения показывает следующие сходства и расхождения чеч. и инг. языков:

1. В чеченском и ингушском языках совершенно тождественны значение nа- в чеченском языке

оконч. — n носов. род. пад. ед. ч. и м

оконч. nа дат. пад. ед. ч.

оконч. — as na дат. п. мн, ч.

оконч. — cin оруд.-союзн. п. ед. ч.

оконч. rcij — имен. мн, ч.

оконч. -cu имен. прилаг. определений

При одной и той же системе счисления — двадцатиричной, между именами числительными чеч. и инг. языков есть расхождение лишь:

1) в форме числительного 19 при общем корне: чеч. tqhajessina инг. tqhiesta.

2) и твор. пад. ед. ч. чеч. cxamma, jalxamma, инг. cxanna, jalxane.

Личное местоимение. чеч. род. п., ед. ч. san, xan, cüni,

твор. п. ед, ч. ах тобой

инг. род. п., ед. ч. sy, xy, cun,

твор. п. ед., ч. ha

чеч. род. п. мн. ч. txan (нас) cierin их

инг. txy car

Возврат. мест.

чеч. им. п. ед. ч. suo xuo sa

инг. se xe se

чеч. род. п. sajn xajn sien

инг. sej xaj sij

чеч. род. п. мн. ч. viesin

инг. voaj

чеч. дат. п. мн. ч. vasna txajna sajna

инг.     voasta txoasta soasta

Вопросит. мест.

чеч. hun (нос). что? инг. fu

род. п. stijnin sien

дат.  stienna sienna  и т. д. вм. st чеч. яз. в инг. в начале слов.

сколько-чеч, masan (нос. ) инг. masa

род. п. masanin (нос.) massane

дат. п. massanna massanena

твор. п. masamma massane

При сопоставлении систем спряжения чеч. и инг. языков тождество этих систем очевидно. Как в чеченском, так и в ингушском языках есть:

1) Формы наклонений из’явит., условного, желательного, сослагательного, падежей и их синтаксические функции.

2. Расхождение наблюдается лишь в звуковом оформлении некоторых падежей:

в ингушском языке:

-n или гласн. зв.

na или а,ä

— asta

-са 

-rc

косв. пад. — са

велительного, причастия и местные фор- мы причастия, деепричастия.

2) Глаголы не изменяются по лицам.

3) Синтаксические функции глагола в сравниваемых языках сходны. Но есть и расхождения между формами времени. Здесь прежде всего необходимо указать на расхождение форм прошедшего времени:

При чеч. : Imperf-tüxin, Perf. -tüxir; по- вествоват. (aor I) töxna. Plusquamperf, töxniera (aor II) от глагола — tuoxar ударять (ся).

В инг. яз. имеем прош. соверш. (Perf)- töxyr; прош. истор. tóxad, прош. предварит. (Plusq) töxadar и прош. многократное — tuoxar.

2) Чеч. форме условн. накл. настоящ. , будущ. времени tuoxax соответствует инг, tuox-e;

Чеч. форме условн. наклон. прош. вр. töxniex в ингуш. соответствует tuoxa- ale и др.

3) Расходятся и формы причастий, весьма употребит. в чеч. и инг. языках. Так, от глаг. ,вспомог. xilar , бывать», делать, причаст.

Чеч.

Наст. врем. xilun, xin, xirig xilus, volun, xilus verig.

Прош. врем. xille, xillerig.

Будущее врем. xin, volun, xin, verig

Деепричастие:

Прош. вр. чеч. xilci, xilcax.

Инг.

Наст. врем, xulyr, xyla, xula vola, xilus var.

Прош. врем. xynna, xynnar, xynna vola.

Будущее врем. xur, xurg.

Деепричастие: Прош. врем, ингуш. хуnnа и др.

Подводя итоги сравнению форм склонений и спряжения, нужно сказать что при подавляющем числе сходств при общности морфологической структуры в основе, наибольшее число расхождений падает на формы, глагола. особенно, если принять во внимание различие чередований гласных звуков в корнях глаголов. Что касается синтаксиса, то в этом разделе нами не наблюдено особых отличий между синтаксисом чеченского и ингушского языков. Не нашли мы указаний на это и в изученной нами литературе, Таким образом на основе наших работ можно отметить полную общность, в основном, фонетической, синтаксической и лексической структуры чеченского и ингушского языков. Несколько большие отличия наблюдены в разделе морфологии, в частности, в глагольных формах. Итак, литературно — лингвистический материал и непосредственное наблюдение и изучение чеченского и ингушско- го языков дают право говорить о различии этих языков лишь только, как наречий одного языка, как членов одной языковой группы. Отмеченные выше различия в ряде лингвистических фактов говорят именно о различиях диалектологического порядка.

Следовательно, постановка вопроса о создании единого литературного языка для чеченцев и ингушей вполне закономерна и опирается на реальную лингвистическую почву. Если же учесть, что отмечалось уже в начале статьи, историческое наличие территориальной общности чеченцев и ингушей, однородных форм их хозяйственного развития, общность культуры и языка, то станет совершенно ясной методологически полная закономерность создания единого литературного языка для Чечни и Ингушии и необходимость планового руководства этим процессом. К тому же единые тенденции социалистического развития этих нацобластей, их хозяйственно-политическое и культурное строительство в настоящее время дают нам все основания предполагать теснейшим образом связанное развитие Чечни и Ингушии в будущем.

Создание единого литературного языка для чеченцев и ингушей несомненно большой положительный шаг в деле дальнейшего развития национальной по форме и социалистической по содержанию культуры Чечни и Ингушии.

Какими же путями должно идти в дальнейшем развитие единых норм чечено-ингушской литературной речи? Прежде всего здесь должны быть уничтожены искусственные границы (алфавитный, орфографический и друг. разнобой), затрудняющие естественный процесс развития по одному руслу письменной и литературной речи чеченцев и ингушей. Нужно покончить с пассивностью и бездеятельностью в разрешении данного вопроса ряда наших, в первую очередь исследовательских организаций, которые до последнего времени, кроме голых деклараций, не дали никакого конкретного материала, позволяющего практически приступить к разрешению вопроса и фактически тормозили реализацию данной проблемы. От слов и общих разговоров пора перейти к делу.

Нам представляется возможным предложить следующую систему конкретных мероприятий по плановому руководству дальнейшим развитием чечено- ингушского литературного языка.

A. По разделу нац. языкового строительства. a) В первую очередь унифицировать чеченско-ингушские алфавиты, на основе всесоюзного НА;

б) об’единить терминологическую работу Чечни и Ингушии, создав единую межобластную терминологическую ко- миссию, привлекши к участию в ее работе лучшие культурно-лингвистические силы Чечни и Ингушии;

в) выработать единую систему чеченско-ингушской орфографии, поручив разработку проекта орфографии чеченскому и ингушскому Н.-И. институтам;

г) составить и издать к осени т. г- сравнительную грамматику и словарь расхождений чеченского и ингушского языков;

д) об’единить работу чеченского и ингушского Н.-И. институтов, требуя полного согласования планов их работы в разделе языкового строительства как между собою, так и с планом работы Крайкома НА и Краевого Горского института.

По отдельным вопросам культурного строительства:

a) Об’едниять курсы по подготовке и переподготовке учительства в обеих областях, a также и другие временные күрсы — культармейцев, переводчиков, секретарей сельсоветов и т. д.;

б) обязать соответствующие организации научного и культпросветпорядка в обеих областях взаимно информировать друг друга и согласовывать работу по проведению различного рода культмероприятий, связанных с разработкой вопросов языкового и издательского порядка;

в) об’единить работу по составлению и изданию школьных учебников;

г) согласовать планы изданий чеченского и ингушского нациздательств;

д) организовать перекрестное распределение в Чечне и Ингушии выпускаемых издательствами тиражей (по типу Кабардино-Балкарии и Черкесии);

e) в чеченской и ингушской газетах проводить взаимную информацию о соцстроительстве в Чечне и Ингушии;

ж) проводить об’единенные съезды рабкоров и селькоров, об’единенные совещания по вопросам переводческой работы, периодические совещания редакций и пр.;

3) об’единить работу оргкомитетов совписателей в Чечне и Ингушии;

и) в работе Крайкома НА и Краевого горского института особое внимание уделить вопросам дальнейшего развития и оформления единого литературного языка Чечни и Ингушии.

Нужно, конечно, учесть, что вся сумма предлагаемых мероприятий является только первой ступенью в разрешении интересующего нас вопроса. Вторым серьезнейшим вопросом, от которого в основном и зависит окончательный выбор пути развития единого литературного языка, это выбор литературного диалекта.

В качестве основы литературного языка должен быть выбран диалект, наиболее мощного и передового в хоз. -политическом и культурном отношении района, но выбор этой основы вовсе не означает оформления литер. языка только на базе одного диалекта.

Развитие любого литературного языка мыслимо лишь при широком использовании языковых богатств ряда диалектов данного национального языка. Поэтому, как предварительное условие окончательного разрешения этого вопроса должно явиться внимательное изучение всех особенностей раҙличных чеченских диалектов. Проведение этой работы надо максимально ускорить.

Чеченский и ингушский н.-и. институты, проводящие летом в текущем году экспедиции по изучению чечено-ингушских диалектов (с охватом и ауховцев), должны проводить свою работу в разрезе подготовки материалов к окончательному разрешению вопроса о чеченско-ингушском языке.

К проблеме чеч. — ингушского литературного языка должно быть привлечено внимание всей партийной и советской, в частности, педагогической общественности Чечни и Ингушетии. Последнее слово в разрешении этого вопроса должно принадлежать самим трудящимся Чечни и Ингушетии. Но нужно всегда помнить, что фронт языкового строительства в нацобластях — фронт ожесточенной классовой борьбы. Разрешение большой политической проблемы, которою и является вопрос о чеч.-ингушском литературном языке, сможет быть проведено с успехом только при условии беспощадной борьбы с ползучими уклонами в нац- вопросе — с великодержавным шовинизмом, как главной опасностью, и местным национализмом.

Необходимо организовать лучшие советские кадры лингвистов и др. культ- работников нацобластей для разрешения данного вопроса. Чечено — ингушский литературный язык, как могучий фактор создания национальной пролетарской культуры, должен стать еще более сильным орудием в развертывании соцстроительства Чечни и Ингушии в интернациональ- ном единении и братском союзе с советскими культурами других народностей Союза.

Библиография:

1 П.К. Услар. Этнография Кавказа. Чеченский язык, Тифлис, 1888 г.

2 Memoires de l’academie Imperiale des scienccs de St. Petersbourg» VII serie, № 5; перевод дан в приложении в цитированной работе Услара.

3 Wien 1876 — 77, 1882, 1884 — 7 1888 (4 тома),

4. Wien 1892 г.

5. Paris 1924 г.

6. Leipzig 1928 г.