Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

В этом материале я хочу рассказать о жизненном пути Ильяса Хусейновича Костоева. Врач-фтизиатр высшей квалификации, Ильяс Хусейнович работает в республиканском противотуберкулезном диспансере. Его трудовой стаж насчитывает 53 года, и доктор Костоев не собирается оставлять свое дело, которому отдал всю сознательную жизнь. — Ильяс Хусейнович, вся Ингушетия вас знает как врача-фтизиатра и заслуженного человека. Нам хотелось бы, чтобы вы рассказали о себе: как росли, как стали врачом. — Я родился 5 мая 1938 года в Гамурзиево, в крестьянской многодетной семье. Нас было 5 братьев и одна сестра. Мой отец Хусейн Мусостович и мама Айшет Сосиевна, несмотря на трудную жизнь, воспитывали нас в лучших традициях ингушского народа. Я благодарен своим родителям за то, что с раннего детства прививали нам эти качества, потому что в последующей жизни родительская наука мне очень пригодилась. — В этом году исполняется 75 лет со дня выселения ингушей в Казахстан и Среднюю Азию. Вы помните депортацию, войну. Расскажите, какая была обстановка в Ингушетии? — Детская память цепкая. Помню, что жизнь была трудной. И трудно было всем: и детям, и взрослым. Помню малгобекскую оборонительную, как сейчас говорят, операцию. К нам залетали фашистские самолеты и бомбили пойму реки Назранка. Наша семья была вынуждена покинуть свой дом. Мы ушли в сурхахинский лес, где провели некоторое время, спасаясь от бомбежек. Это был 1943 год. Оттуда нас перевезли в местечко Сийна Кхера, недалеко от Средних Ачалуков. Выкопали у основания холма землянку и жили там. Но это продолжалось недолго. Мы вернулись домой. Отца нашего призвали в трудовую армию на рытье оборонительных сооружений, и домой он вернулся только перед выселением. Накануне выселения, 22 февраля 1944 года, у нас родился брат Мурад, который в возрасте одного дня от роду, как и все мы, стал «врагом народа» и отправился в далекий Казахстан под бдительной охраной НКВД. Утром 23 февраля к нам постучали. Отца дома не было, его, как и всех мужчин, забрали ранее, якобы на собрание по подготовке к весенне-полевым работам. Мы все проснулись. Мама с трудом поднялась и открыла двери. К нам вошли трое военных. Один из них сказал, чтобы собирались и выходили на улицу. Мама, ошеломленная этим, не знала что делать. Она долго искала ключ от замка, но не могла найти. Один из солдат штыком сорвал с сундука замок и открыл крышку. Мать начала собирать посуду, но солдат забрал у нее вилки, ложки и прочие предметы и выкинул их на улицу. – Берите продукты и теплую одежду, — сказал военный. Мама взяла из сундука наши сбережения, но у нее тряслись руки, и она не могла завернуть эти деньги в платок. Тот же военный взял у нее из рук купюры и, завернув их в материю, туго завязал на поясе нашей матери. – Вот это вам больше пригодится, чем посуда, — сказал он. Нас собрали в большом дворе нашего соседа из тейпа Саговых. Было холодно. Люди ничего не знали о происходящем. К трем часам дня пришел отец. Ему разрешили зайти домой и взять мешок кукурузы и немного пшеничной муки. На следующий день утром нас всех пешком повели на станцию Назрань, где уже стояли товарные эшелоны. Я на всю жизнь запомнил номер этого скотского вагона: № 36. В нем были только двухярусные нары, (more…)