Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Поколение наших отцов и отчасти более молодое наше поколение выросло и возмужало под влиянием разноликих историй, в основе которых лежали рассказы о Древнем мире, о мрачных и одновременно светлых, с точки зрения развития науки и искусства, веках Средневековья, о полных приятных впечатлений годах эпохи Возрождения, рассказы по истории зарождения и развития монархизма (царизма) в России, о многочисленных войнах и военных кампаниях в истории человечества, о смене одной общественной формации другой, о восстаниях и реформах… и о многом другом. В школе, а затем и в просторных аудиториях вузов мы изучали, если вещи называть своими именами, не совсем интересную научную дисциплину, в силу навязывания и смешивания ее реальных исторических событий прошедших веков и даже тысячелетий с идеями марксизма-ленинизма. Дисциплина данная теряла свой «блеск» и интересность, и в силу этого носила второстепенный и припудренный характер. Наука эта, для людей более старшего поколения, скорее всего являлась летописью о событиях прошлого, в которых чередовались победы и поражения, возникновение государств и империи и их распад и т.д. Мы узнавали и открывали для себя о доселе неизвестных нам полных тайн и загадок древние народы и этносы – о шумерах, этрусках, сарматах, скифах, печенегах и ордах властелинов степей-монголов. Такая познавательная и не слишком углубленная история рассказывает людям о событиях прошедших веков им неизвестных, а порою даже и несколько забавных. Здесь реальные события и факты зачастую весьма плотно переплетаются со множеством легенд и мифов, предположений и реалий.

Разумеется, не для всех народов мира такое изложение истории является приоритетным. Например, жители туманного Альбиона – англосаксы и бритты, а также хозяева Пиренеев испанцы и португальцы воспринимают госпожу Историю как своеобразную хронику родословной Человечества и народов его составляющих, в глубинной основе которой лежит семейная жизнь Человека и Личности, смена одного поколения другим.

Ингушам, аборигенам Кавказа, тоже импонирует такая история. Долгом и обязанностью каждого уважающего себя ингуша считается священная память о предках. Попытки такого изложения истории иногда предпринимаются и сейчас. И это, я считаю, в какой-то мере, можно снисходительно одобрить.

История не может «сухо» аккумулировать на своих страницах лишь одни события, даты и факты, обойдя своим вниманием Человека, личность, социум. Так же, как и они не могут существовать и функционировать вне Истории. Они тесно взаимосвязаны и неразделимы.

Есть известное выражение – «Все познается в сравнении». Оно вполне применительно и к смыслу нашей статьи.

Познав на себе, каковы горцы Кавказа в бою, их личную храбрость и самоотверженность, их мощные и стремительные лавиноподобные кавалерийские натиски, верность единожды данной клятве и своим убеждениям, преданность своим командирам, в которых они ценили прежде всего мужество и презрение к смерти, благородство и гордость в поступках, высокие морально-нравственные качества своих недавних противников, российское самодержавие и Военное министерство заинтересовалось боевыми качествами горцев, этих природных наездников (следует упомянуть, что выше обозначенные качества северокавказских горцев отмечают многие русские и иностранные исследователи Северного Кавказа и Кавказской войны периода XVIII – начала XX вв.)

Во время ведения и особенно после завершения самой продолжительной и ожесточенной в истории России полувековой Кавказской войны (1817-1864 гг.) Императорский Дом и царская администрация на Кавказе предпринимали весьма энергичные меры, чтобы привлечь на сторону России, в первую очередь, влиятельных представителей горской аристократии и духовенства, а затем саму воинственную горскую массу. Образованию союза с ними способствовали постоянная опасность российским южным рубежам, исходившая со стороны Турции и Персии, конфликты с воинственными соседними племенами.

Для привлечения горской аристократии и горцев (в нашем случае горцев из знатных родов и тейпов) на русскую военную службу Император Александр I, затем сменивший его на престоле Николай I образовали особую элитную часть – Лейб-конвой, первоначально состоявший из 100 вооруженных всадников, которые должны были сменяться каждые три-пять лет. Конвой Его Величества (позднее Собственный Его Императорского Величества конвой) начал свою победоносную и славную историю с 1 мая 1828 года.

Первым воинским подразделением, вошедшим в его состав, стал взвод северокавказских горцев. 30 апреля 1830 года взвод получил название Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона Его Величества конвоя. От двадцати до тридцати «почетных мусульман Кавказского края» направлялись ежегодно в царский конвой, что было знаком особого доверия и расположения Императорского Дома. Через ряды этого элитного подразделения русской армии прошли и многие представители зарождавшейся ингушской военной элиты.

Из представителей горской аристократии очень скоро выдвинулись блестящие офицерские кадры, обладавшие истинным командирским талантом и редкостной храбростью, не мыслившие себя без России. Именно они явились основоположниками становления военной элиты народов Северного Кавказа.

Почетную службу в ней прошел и наш герой, личность весьма легендарная в истории военной интеллигенции нашего народа.

Заурбек Темаркович Боров родился в 1846 г. в старинном ингушском селе Длинная Долина (Джейраховское общество), Владикавказского округа Терской области, в семье офицера русской армии, участника русско-турецкой войны 1877-1878 гг., прапорщика Темарко Дудиевича Борова.

Далекие предки древнего рода (тейпа) Боровых являлись прямыми потомками основателя Джейраховского общества горной Ингушетии легендарного Джейраха.

Здесь я хотел бы упомянуть, несколько отступясь от темы, что и старший брат Темарко, прапорщик русской армии Анзор Боров также был участником русско-турецкой войны 1877-1878 гг., участвовал в знаменитом сражении на Шипке. Был награжден Георгиевскими крестами IV-й и III-й степеней и пожалован именным холодным оружием (инкрустированная золотом и серебром шашка).

Семья Темарко была небольшой – сын Заурбек и дочь Лидия. По достижении юношеского возраста Заурбек поступает в военное училище, благо офицерский чин отца, и соответственно связанные с этим привилегии, позволяли получить хорошее военное образование. По окончании учебы служил военным чиновником в административном центре Терской области г.Владикавказе. Будучи на военной службе Заурбек прошел почетную службу в Собственном Его Императорского Величества конвое в Санкт-Петербурге. В конце 1895-го г. Заурбека переводом по службе направляют полицмейстером в г.Ашхабад, Туркестанского округа, где он прослужил около 15 лет добросовестной и безупречной службой. В конце 1909 — начале 1910 гг. Заурбек по ложному обвинению в превышении служебных полномочий вынужден оставить военную службу в русской армии и не в силах изменить заказанный недоброжелателями судебный процесс покидает Туркестан и перебирается в соседнюю Персию. Здесь, к тому времени, начала разгораться гражданская война между двумя враждующими политическими силами страны за шахский престол, одну сторону которой представляла древняя династия Каджаров. Заурбек принимает сторону династии Каджаров и вливается в офицерский корпус верной им части персидской армии. Учитывая его военное образование, опыт военной службы и офицерский чин, Заурбеку поручают командование кавалерийской сотней, затем полком. Именно здесь, вдали от Кавказа и России, в боях на знойных просторах легендарных персидских степей, где бились легионы знаменитого Александра Македонского и полки царя Кира, вовсю развернулись военный талант и воинская доблесть Заурбека – за многократные военные отличия, приводившие части под его командованием к победам, за личную храбрость и безупречную службу он стремительно делает блестящую военную карьеру. Уже через пять лет монарший дом Персии (Ирана) достойно оценил его военные заслуги перед государством, Высочайшим шахским указом его производят в чин генерала кавалерии и поручают командование крупным кавалерийским соединением. Заурбек Боров, сын ветерана русско-турецкой кампании 1877-1878 гг. Темарко Борова, стал первым в истории ингушского народа человеком, который удостоился золотых эполет генерала Персии.

К сожалению, в первой половине 1914 г. судьбе было угодно, несмотря на ряд крупных побед над противником, чтобы династия Каджаром оставила борьбу за политический Олимп Персии. Генерал Заурбек Бек-Боров вместе со своим личным другом, наследным принцем Персии Фазулла-Мирзой Каджаром покидает Персию и вновь возвращается в Российскую империю. Следует отметить, что крепкую и тесную дружбу, установившуюся между Заурбеком и принцем Фазулла-Мирзой, они пронесли, несмотря на заметную разницу в возрасте, до конца своих дней и никогда они не расставались. Свою любовь к родному Кавказу Заурбек передал и своему другу. Принц Фазулла-Мирза часто говорил: «…Я люблю Кавказ, – его нельзя не любить, – вся моя служба прошла среди горцев и потому мне все кавказское мило и дорого!» (Н.Н.Брешко-Брешковский. «Дикая дивизия». Рига, 1920-е гг. с.26)

В связи с началом Первой мировой войны в 1914 г. особым Манифестом императора Николая II была объявлена амнистия всем горцам Северного Кавказа, имевшим какие-либо разногласия с законами Империи (кроме уголовного характера) при условии, что они вступят добровольцами в формирующиеся воинские части для участия в военных действиях на австро-германском фронте. Заурбек принял все условия объявленной амнистии и вместе со своим другом принцем Фазулла-Мирзой вступил добровольцем в формирующийся Ингушский конный полк Кавказской Туземной конной дивизии. Трудно сменить золотые генеральские эполеты, заслуженные на полях сражений, на погоны простого всадника, но для Заурбека любовь к родному Кавказу, к общему Отечеству – России было выше всех наград и золотых погон, и поступок его заслуживает преклонения и всяческих похвал. Недолго успел побыть Заурбек со своей семьей, как для него вновь началась боевая жизнь. К этому времени его старшие сыновья – Султан-бек и Измаил уже служили офицерами в русской армии; с началом формирования Кавказской Туземной конной дивизии они оба, по службе, перевелись в Кавказскую дивизию, чтобы быть рядом с отцом и соплеменниками.

Кавказской Туземной конной дивизией восхищались все, даже те, кто противостоял ей всю войну – австрийцы и германцы. Ею нельзя было не восхищаться, ибо она являла собой сам эталон воинственности и мужества, гордости и благородства, лихости и непредсказуемости, по количеству и блеску в своих рядах знатных имен и титулов она могла соперничать с любой самой элитной частью русской императорской армии. Всадники дивизии, пришедшие на «цивилизованный» Европейский театр военных действий из глубин Кавказа и Азии, в своих лохматых папахах, черных бурках и непривычным глазам европейцев холодным оружием в глазах неприятеля всегда были окутаны некой тайной и загадкой. А какой ужас они наводили на неприятеля, когда эта огромная черная масса своими яростными и лихими кавалерийскими атаками, с дикими многоголосыми гиканьями, как горная лавина, обрушивалась на позиции противника, сметая все и всех на своем пути. Им не были знакомы поражения, несмотря на потери своих боевых товарищей.

Дивизия с первых дней своего существования стала стремительно приобретать черты одной из самых боеспособных и элитных частей русской армии, верной данной присяге царю и Отечеству. Верность присяге и своему долгу офицеры и всадники дивизии сохранили до конца своей службы, вплоть до расформирования дивизии в смутное время осени 1917 г.

Современники, соратники Заурбека, искренне восхищаясь своей дивизией, в своих воспоминаниях отмечали: «…И вообще, ничего подобного вы не найдете во всей армии. У нас и рыцари долга и чести, и кондотьеры, и авантюристы, и все те, кого, как хищников, привлекает запах крови. А наши всадники? Эти горцы, идущие на войну как на пир, на праздник! А наша молодежь с девичьими талиями и с громадными, влажными черными глазами газелей? А сухие старики, увешанные Георгиями еще за Турецкую войну и служившие в конвое Императора Александра II? Им уже за семьдесят, но какие бойцы, как рубят, какие наездники! У нас есть один пожилой всадник. Он командовал чуть ли не всей персидской армией. Ингуш Бек-Боров. Он красит бороду в огненный цвет на персидский манер…» (там же, с.14).

Очень интересно повествует о Заурбеке Бек-Борове его соратник по Ингушскому конному полку ротмистр А.Марков.

(«В Ингушском конном полку», Париж, 1957, с.73-74).

«…Вахмистр моей сотни Заурбек Бек-Боров, ингуш по происхождению, до войны служил полицмейстером в Ашхабаде. За административное превышение власти, после ревизии сенатора Гарина, он был отдан под суд, но бежал из-под стражи на Кавказ, а затем в Персию. Здесь тогда шла гражданская война, в которой Заурбек принял участие и скоро стал во главе одной из сражавшихся армий. За свои подвиги Заурбек Боров был произведен в полные персидские генералы, но скоро принужден был покинуть свою армию и перебраться вместе с наследным принцем Персии (Ирана) в Россию.

Будучи в нелегальном положении разыскиваемого властями человека, Заурбек Боров воспользовался амнистией, данной Государем горцам в начале Первой мировой войны, поступил всадником в Туземную дивизию, дабы заслужить прощение своей вины. К концу войны он был произведен в офицеры и закончил ее поручиком, несмотря на свои 60 лет.

«Кажется, что для того, чтобы определить достоинство человека, достаточно одного беглого взгляда. Достоинство может проявляться во внешнем облике. О достоинстве говорит спокойное выражение лица. Достоинство проявляется в немногословности. Есть достоинство в безукоризненности манер. Достоинство может выражаться в движениях и жестах. Но все это отражение на поверхности того, что скрывается в глубине. В конечном счете, в основе всего этого лежит простота мышления и сила духа».

Ямамото Цунэтомо. «ХАГАКУРЭ» («Кодекс Бусидо», Xlll-XVIIIee.), из II-й главы

В Ингушском полку одновременно с Заурбеком служили офицерами также два его сына — ротмистр Султан Боров, Полный Георгиевский кавалер, и корнет Измаил, младший офицер в сотне отца…»

Свою беспримерную личную храбрость и мужество Заурбек проявил и здесь, в многочисленных боях на австро-германском фронте. Начав службу в Ингушском конном полку Кавказской Туземной конной дивизии простым всадником, Заурбек Боров вскоре проявил себя хорошим стратегом и его богатый боевой опыт войны в Персии весьма пригодился на австро-германском фронте, и к концу 1916 года, пройдя вновь все воинские ступени, он был произведен, по ходатайству офицерского корпуса дивизии, в чин — поручик армейской кавалерии. Уже к началу 1917 года его военные заслуги были отмечены многими боевыми орденами, среди которых самыми почитаемыми были Георгиевские кресты всех четырех степеней – т.о. поручик Ингушского конного полка Заурбек Боров пополнил ряды Полных Георгиевских кавалеров русской армии.

О личном обаянии и авторитете ингуша Борова, бывшего генерала Персии (Ирана) на русской военной службе, ныне блестящем офицере Кавказской Туземной конной дивизии, были наслышаны даже в светских кругах Санкт-Петербурга. В высшем петербургском свете существовала практика – женщины-аристократки во время ведения внешних войн поступали сестрами милосердия в военные лазареты, собирали пожертвования и подарки для воюющих мужчин, выезжали на позиции и одаривали ими офицеров, солдат и всадников. Светские дамы и фрейлины императрицы Александры Федоровны старались хоть малой толикой своего внимания облегчить им нелегкую походную жизнь. Частыми такие визиты были и в полках элитной Кавказской Туземной конной дивизии. Не избежал «участи» такого визита фрейлин и живая легенда дивизии поручик Боров Заурбек. «…Когда к Ларе подошел всадник с горбоносым (орлиным – И.А.) профилем и огненного цвета бородою, Лара смутилась. Так вот он, этот самый Бек-Боров, командующий персидской армией с крашеной бородою, о ком с восхищением вспоминал Юрочка в ее петербургской гостиной!

Лара невольно растерялась. Что можно дать этому воину с его нероновской бородою, когда сам персидский шах оплачивал его службу самоцветными камнями?..

Подоспел Юрочка. Он сам волновался не менее Лары. Он вынул из ящика и подал ей большую, в полфунта, пачку душистого табака. Положение было спасено. Наградой гибкой, как пальма Аравии, ханум был блеск семидесятилетних и все еще молодых, огнем горящих глаз. И старый вояка-всадник так гордо отошел со своим подарком, как если бы в этой пачке заключались все сокровища шахской казны.

Стариков сменила молодежь. В юных улыбках белые зубы освещали и смуглые лица, и персиковые бледно-матовые, и коричневые, как бронза» (Н.Н.Брешко-Брешковский. «Дикая дивизия». Рига, 1920-е гг. с.24).

С поручиком Заурбеком Боровым вызывались идти в разведку и на самые дерзкие, авантюрные и рискованные по своему характеру боевые операции и рейды по тылам противника многие офицеры и всадники Ингушского конного полка. Знали, если их ведет Заурбек, значит все сложится удачно и без потерь.

В истории смутного времени осени 1917 года известен случай, когда отряд Ингушского конного полка, с одобрения командира III-й бригады генерал-майора князя Гагарина, вызвался сделать глубокую разведку в объятый революционным хаосом Петербург, вплоть до арок Нарвских ворот, под командованием ротмистра Тугарина. Из более чем четырехсот офицеров и всадников Ингушского конного полка командир отряда ротмистр Тугарин «…выбрал восемь ингушей, сплошь Георгиевских кавалеров, готовых идти за ним хоть на край света. Среди них был семидесятилетний Заурбек Боров, всадник еще Конвоя Императора Александра II, сухой, цепкий наездник с крашеной бородой» (там же, с.79). Эффект, произведенный этой разведкой, был ошеломляющий – Временное правительство во главе с Керенским было в замешательстве и до смерти напугано появлением туземцев Кавказской дивизии в столице, а измученные беззаконием, засильем и террором пьяной солдатни и матросов обыватели были обрадованы, что, наконец-то, хоть туземцы Кавказской дивизии положат конец этому всеобщему отвратительному хаосу. Весть о появлении туземцев Кавказской дивизии бежала впереди них, обрастая все большими слухами и эпитетами. Половина города впереди них мгновенно опустела. Отряд всадников-горцев спокойно дошел до Нарвских ворот и, сделав разведывательную рекогносцировку, так же спокойно вернулся в Гатчину, где стояли передовые части дивизии.

Горечь потерь своих боевых товарищей и братьев-горцев затмила для всадников Кавказской Туземной конной дивизии черная весть из Генерального Штаба разлагающейся русской императорской армии о вынужденной мере расформирования дивизии. Лица всадников-горцев омрачились беспокойством за судьбу любимой дивизии и разлуки с боевыми соратниками, хотя были и те, кто радовался скорому возвращению домой на Кавказ, но их было очень мало.

Незадолго до этого, приказом командующего IX-й Армией поручик Боров Заурбек был произведен досрочно в чин – ротмистра армейской кавалерии.

Конец 1917 – начало 1918 гг. Северный Кавказ. Ингушетия. Хаос революционной смуты и всеобщей анархии, постепенно охвативший всю Россию, затронул и Кавказ.

Полки расформированной Кавказской Туземной конной дивизии возвратились на Северный Кавказ и разъехались по своим краям.

Владикавказ стал ареной противоречий между двумя, даже тремя политическими силами в Терской области – промонархически настроенной частью и революционной частью неимущих слоев населения области, и пока еще нейтрально державшимися офицерами и всадниками Ингушского конного полка. Обоз Ингушского полка, опоздавший своим расформированием, помещался в доме купца Симонова в самом центре Владикавказа. Автор статьи более подробнее остановится на этом известном эпизоде.

Этот каменный дом с обширным двором, хозяйственными постройками, глубокими подвалами, обнесен был высокой каменной стеною с прорезом для массивных, окованных железом ворот и такой же массивной калиткой. Обоз с частью полкового добра (оружие, боеприпасы, снаряжение), небольшой полковой кассой, с несколькими десятками строевых лошадей и несколькими повозками охранялся двадцатью ингушами. Глубокой осенью 1917 г. накаленная доселе атмосфера между двумя политическими лагерями достигла своего апогея. Реакционно настроенная часть Молоканской слободы Владикавказа решила захватить обоз Ингушского полка. Вскоре, на рассвете дом Симонова был окружен плотным кольцом до зубов вооруженного противника. Горстка ингушей и их боевые друзья-кунаки, четыре русских офицера Кавказской Туземной конной дивизии с трудом выдерживали непрерывные бои, атаки противника не прекращались. Хотя потери осажденных были минимальные, погиб младший офицер Ингушского полка Волковский, но патроны и гранаты были почти на исходе. Целую ночь продолжалась осада. В это время весь Владикавказ жил своей нормальной жизнью, если вообще могло быть что-либо нормальное в эти сумасшедшие дни всеобщей смуты и хаоса. И никого не смущали доносившиеся разрывы гранат и выстрелы – мало ли кто стреляет в городе.

Пожелание моим современникам:

Пусть нынешние поколения, пришедшие на смену тем, кто видел и ощущал истинное нравственное величие императорской России, относятся бережно к истории героизма, верности и преданности народов Кавказа и Ингушетии, их славных сыновей, обращаются к святым страницам былого с должным вниманием и почтением!

Пусть и будущие поколения наши станут достойными продолжателями славных традиций многонациональной и могучей России!

И когда положение стало близко к критической черте, командир обороняющихся ротмистр Тугарин выяснил наличность патронов. На каждого всадника оставалось по одной обойме патронов и одной ручной гранате. Можно еще держаться. Но красноречивее этих обойм для ротмистра Тугарина было настроение ингушей, бодрое, приподнятое.

– Ваша прысходительства, висё харашо будет, ми ингуш никагда не боится. Патрон кончал, гарната кончал, ничаво. Кинжал есть, тура (шашка, – А.И.) есть. Атака хадить будим.

Ротмистр Тугарин пытливо всматривался в смуглые, как и у него, почерневшие лица – ни уныния, ни подавленности, ни отчаяния. А ведь положение всех этих людей почти безнадежное. На исходе патроны, на исходе вода, весь хлеб съеден.

Тугарин со старым ингушом и вахмистром Алексеенко держали военный совет.

– Единственное спасение, — сказал Тугарин, — это дать знать в Базоркино. Ингуши сейчас же примчатся на выручку и помогут. Вахмистр Алексеенко, вы старый пограничник, сможете сделать вылазку, когда стемнеет?

– Смогу, Ваше высокоблагородие! Только переоденусь в штатское. До Базоркино восемь верст. Живо смотаюсь. Сотни шашек довольно разогнать эту шайку разбойников.

В следующую же ночь, под прикрытием темноты и огня ингушей, вахмистр Алексеенко сделал вылазку и, будучи раненым в ногу, добрался до Базоркино. Но в доме Симонова об этом не знали, думали Алексеенко погиб.

Осажденные ингуши редко отвечали на выстрелы. Уже близилась третья ночь осады. Винтовочные обоймы и гранаты все вышли, а в револьверах осталось лишь по одному барабану.

И вот, когда уже отчаяние было близко, внезапно пришло избавление. Избавление в лице славного Заурбека Борова. На рассвете цокот копыт по мостовой, по крайней мере более двух сотен конницы, нараставшие крики «Алла!» и шквал выстрелов разбудили сонный еще город. Ингуши как смерч налетели конной атакой на казаков и, смяв их, часть порубили, часть прогнали. Вел их ротмистр Боров Заурбек, который первым с шашкой в руках ворвался в гущу неприятеля… (там же, с.102).

Положение осажденных было спасено.

Смутные времена, установившиеся в Российской империи и на Северном Кавказе после Октябрьского переворота 1917 года, изначально не были по душе старому воину, кадровому офицеру двух армий мира ротмистру Борову Заурбеку. Ему, человеку, привыкшему всю жизнь жить и служить своей родине – России, был непонятен тот раскол, установившийся в российском обществе, он не хотел душой и сердцем делить народ, своих друзей и вчерашних соратников по русской армии на «своих» и «чужих», «красных» и «белых», «большевиков» и «эсеров-меньшевиков» и т.д… Не смог до конца старый воин Заурбек Боров принять и т.н. «новый революционный порядок», тем более, когда до Ингушетии дошла черная весть о низложении династии Романовых и аресте большевиками императорской семьи. С членами императорской семьи у Заурбека Борова, еще в молодости проходя почетную службу в Собственном Его Императорского Величества конвое в Санкт-Петербурге, сложились самые приятные и добрые отношения – с Императрицей Александрой Федоровной, с знаменитым и горячо любимым всей Кавказской Туземной конной дивизией командиром дивизии Великим Князем Михаилом Александровичем Романовым, родным братом Императора Николая II. Заурбек Боров был также лично знаком с Главнокомандующим русской армии Великим Князем Николаем Николаевичем Романовым, дядей Николая II. Он тяжело принял весть об их аресте, она всколыхнула всю душу бывшего блистательного офицера русской армии и Собственного Императорского конвоя Заурбека Борова.

В конце 1918 года он покидает Северный Кавказ. Вместе со своим зятем, известным нефтепромышленником, адъютантом Чеченского конного полка ротмистром Тапой Чермоевым (Тапа был женат на одной из дочерей Заурбека — Тамаре) и личным другом персидским принцем Фазулла-Мирза Каджаром он эмигрирует в Европу, во Францию. Долгое время Заурбек жил в Париже, общаясь с боевыми соратниками в эмигрантских кругах российкого офицерства. Годы, боевые ранения и тоска по родному Кавказу постепенно сказались на здоровье восьмидесятилетнего Заурбека.

В 1926 году, после непродолжительной болезни, он скончался.

Ушел из жизни кадровый офицер русской и персидских армий, бывший генерал Персии (Ирана), кавалер многих боевых орденов Российской империи и Персии, Полный Георгиевский кавалер ротмистр Ингушского конного полка Кавказской Туземной конной дивизии Заурбек Боров.

Боевые друзья и родственники Заурбека, с соблюдением всех канонов ислама, похоронили Заурбека на мусульманском Татарском кладбище в Париже.

Полную благословенности, теплую и достойную память оставил о себе Заурбек Боров у своих современников и у потомков.

Дала гешт долда, Дала къахетам болба царех!

Когда статья готовилась к печати, вышел Указ Президента РИ № 105 от 29.04.2006г. о награждении ротмистра Борова Заурбека Темарковича за выдающиеся заслуги перед ингушским народов, личную доблесть, храбрость и мужество, проявленные в боях за Отчизну, самой высокой наградой Республики Ингушетия — орденом «За заслуги» (посмертно).

И. Алмазов

газета «Сердало», 11.05.2006 г., №63 (9752)